На мгновение Ник задумался, видимо –
прикидывая, как попроще объяснить всю эту наукообразную
белиберду.
– В общем, представь, что едешь по
незнакомому городу на автомобиле, – продолжил врач. – И внезапно
видишь здание с оригинальной архитектурой. В твоем сознании
отпечатывается только это здание, а те строения, что находятся
слева и справа от него, ты не запоминаешь, потому что они тебе не
интересны. Но их ты тоже видел, и они остались в памяти, только в
бессознательной. А потом, в какой-то момент, как правило –
критический, связанный с мощным психоэмоциональным напряжением,
бессознательное может внезапно вытолкнуть воспоминания о тех
неинтересных здания на поверхность твоего сознания. И в этом
феномен эффекта – бессознательное не может дать тебе картинку
напрямую, у него нет соответствующих механизмов интерпретации. И
оно применяет до безобразия простой и банальный метод –
псевдогаллюцинации. Слуховые, визуальные, тактильные.
– Типа историй, когда человеку
является умерший родственник и о чем-то предупреждает? – уловил
Марк.
– И так тоже, – с готовностью кивнул
Ник. – Еще у религиозных фанатиков часто бывает – когда им являются
высшие сущности и что-то показывают или шепчут. Обычно это
происходит, когда жизни человека угрожает опасность. И тут нет
ничего удивительного – мозг просто пытается спасти себя.
– Но мне вчера опасность не угрожала,
– протянул Марк, соображая, насколько теория Бострома относится к
его ситуации.
– Да что угодно может послужить
катализатором! – развел руками врач. – Вполне возможно, ты к вечеру
начал отходить от «Напамина» и твое бессознательное поспешило
рассказать тебе, что когда тебя на каталке везли по Клинике два дня
назад, ты мельком видел свою жену, которую вели, скажем, на обед. В
тот момент сознание под действием транквилизатора просто не
восприняло картинку, но бессознательное сохранило образ. А затем,
когда ты вернулся в нормальное состояние, бессознательное в ответ
на твои переживания о жене, подсказало, что она жива-здорова.
– То есть слова тенебриса – это всего
лишь я сам, моя память, – будучи одаренным мнемопластиком, Марк
лучше других знал о беспредельных возможностях человеческого мозга.
И объяснение Ника показалось ему адекватным, хотя Бладхаунд на этот
счет лишь злобно прорычал что-то нечленораздельное.