«Лучше бы сразу к ноге полез, а не глазел», — мысленно цокнула я.
Меня завернули в короткий халат. И старик, наконец, присел и занялся моей ногой. И что самое интересное… лечить тот стал руками.
О как!
Да уж, вот этого я точно не ожидала.
Вспышки зелёного света пробежали по коже. А потом он достал из широкого кармана балахона небольшой кожаный свёрток. Развернул прямо на полу. Внутри — инструменты, флакончики, бинты.
Он взял крошечный пузырёк, макнул кусочек ткани в жидкость и, не глядя на меня, пробормотал:
— Будет щипать. Не пищать.
Он промыл её, запахло травами, потом наложил повязку.
— А это, леди, выпейте, — кряхтя, встал он, протягивая флакон. — Чтобы боли не было.
— Леди не ела ничего, — буркнула служанка сзади.
— Тогда после еды. Чтобы желудок не посадить.
Вот так. Заботится. Прелестно.
А у меня в голове уже подозрения роем: не слишком ли вежлив? Как бы не решил отравить. Вот не верю я ему.
Потом служанка снова сняла с меня халат и, продолжая ворчать, начала одевать, как куклу. Честное слово.
Пришлось смириться. От меня сейчас мало что зависит. Меня облачили в бельё — кружевное, тугое, с корсетом. Хотела сказать, что вредно так затягивать, но… не смогла. Потом меня усадили на стул и принялись надевать чулки.
Сдается мне, готовят меня к чему-то и точно не ко сну.
Мне высушили волосы и собрали в высокую причёску. Платье дали попроще, но все равно украшенное кружевами и мелкими камушками.
И мне это всё не понравилось.
Уж слишком всё это походило не на домашний наряд, а на подготовку к… да чёрт его знает к чему.
Меня вывели из ванной в ту самую шикарную спальню. Пол был устлан коврами, огонь горел в камине, лился мягкий свет.
А в кресле, прямо напротив огня… сидел он.
Мой муж.
Он жадным, липким взглядом осмотрел меня.
4. Глава 4
Смотрел на меня так, словно выбирал между «сломать» и «вытереть ноги».
Красивый, надо признать.
Худощавый, высокий, в дорогой рубашке и жилете, волосы — светлые, будто позолоченные, собраны на затылке. А лицо — резкое, словно выточенное. Глаза серые, глубоко посаженные, скулы — острые. Таких любят юные дурочки и портретисты.
Но я уже знала, что за эта красота.
Снаружи — благородная обёртка.
А внутри… гнильца.
И я вовсе не думала, что этот сучий потрох случайно пустил по следу бедной девочки этих церберов.
Нет. Этот гадёныш делал все осознанно. Я видела этого садиста насквозь.