Контракт с мажором - страница 21

Я поворачиваюсь к нему и вскидываю бровь.

— Обращайся, Янушка.

Пытаюсь сдержать улыбку, но не выходит, за что Ян щипает меня, и я взвизгиваю. Он наклоняется и выдыхает мне на ухо.

— Еще раз так назовешь меня, и тебе не понравится, что я сделаю с твоим именем. А теперь идем за стол, Вильгельмина. — Он шлепает меня по заднице, и я подпрыгиваю, с трудом справляясь с бабочками, танцующими самбо в шпильках на моих кишках.

_________
А у нас продолжение литмоба, новинка у Оксаны Барских:

У меня нет права на ревность, ведь наш брак с Валидом Рудзиевым – фикция. На один год. Но если бы я знала, как мне будет мучительно больно, никогда бы не согласилась на роль “второй” жены.

12. 11

Едва мы заходим в дом, как раздается пронзительное тяфканье, сопровождаемое цоканьем когтей и шумом колес.

Из-за угла вылетает пес непонятной породы, то ли чихуа-хуа, то ли йорк, то ли бульдог… вот только вместо задних лапок специальная конструкция из колес.

Ян присаживается и раскидывает руки, встречая бегущего с языком набекрень пса.

— Поршик, иди сюда, приятель.

Пес с визгом врезается в Раневского и начинает издавать такие звуки, будто проглотил клаксон.

Я же в шоке смотрю, как Раневский сюсюкается с ним. Еще немного, и у него нимб начнется проявляться.

— Поршик! — Сима вбегает и начинает хлопать в ладоши. — Поршик! Поршик! Поршик! Иди сюда, мальчик!

Пес начинает барахтаться в руках Раневского, и тот помогает ему развернуться, прежде чем Поршик с пробуксовкой срывается с места и убегает за Симой.

Раневский выпрямляется, отряхивает ладони

и поворачивается ко мне, а у меня уже щеки болят от улыбки.

— Поршик? Это типа Порше?

Но вместо того, чтобы мне ответить, Раневский кладет ладонь на мою обнаженную поясницу и подталкивает вперед.

Его прикосновение тут же откликается жаркими мурашками по коже, и я сбиваюсь с шага.

Но кого это волнует, да?

Раневский даже не замечает, что его прикосновение делает со мной. И уже не в первый раз. Бесчувственный гад.

Но как только мы заходим в гостиную, где за длинным столом сидит как минимум человек двадцать, мне становится плохо.

Я серьезно, колени превращаются в желе, и мне самой приходится ухватиться за Раневского. А потом я порываюсь развернуться и сбежать, но черта с два мне это позволяют.

— Невеличкина, блядь, — ворчит он сквозь зубы. — Иди вперед.