Курица тает на языке, спаржа смачно хрустит, не в силах заглушить мои стоны наслаждения, а пюре из броколли добивает меня.
В общем, я пропадаю в кураже вкусов. И мне та-а-ак кайфово…
— Ты приехала сюда пузо набивать?
Я едва не давлюсь едой и проглатываю с трудом.
Вытерев рот салфеткой, выпрямляюсь, поворачиваю голову к Яну и натягиваю максимально милую улыбку:
— Я не успела сегодня позавтракать.
Раневский смотрит на меня с каменным лицом.
— Тебе полезно пропустить.
Мои глаза увеличиваются:
— На что ты намекаешь?
Он нервно дергает верхнюю пуговицу рубашки и ворчит уголком рта:
— На то, что с тобой ничего не случится, если ты пропустишь пару приемов пищи.
— Если тебя что-то не устраивает, звони своим подружкам, я не собираюсь…
Он кладет руку на мое бедро до того, как я успеваю подняться, и сдавливает его, провоцируя живот сжаться узлом.
— Сядь на место. Я просто хотел сказать, что неплохо было бы проявить внимание ко мне, а не к этому окорочку, будто это он твой парень, а не я.
Пульс зашкаливает, и я опускаю взгляд на его ладонь, захапавшую мою ляшку. Сглатываю.
— Этот окорочок гораздо лучше тебя. Он мне нравится, а ты нет.
— Ты меня не пробовала, чтобы делать такие выводы.
13. 12
Мы закончили перебранку, и я больше не порываюсь уйти, но какого-то черта Раневский не убрал руку.
И я не знаю… схожу ли с ума, или его длинные пальцы с перстнями действительно иногда, как бы невзначай поглаживают внутреннюю сторону моего бедра, пока сам Раневский непринужденно ведет беседу с каким-то мужчиной лет пятидесяти справа от него.
А я… Я сижу и не решаюсь пошевелиться, потому что боюсь что он сильнее сожмет мое бедро и я не сдержу непристойного стона.
Я ж тогда сгорю со стыда.
Ну а пока что я горю от жара его прикосновения, которое разъедает мою кожу сквозь разрез платья и тонкий край чулок.
И это совершенно не уместно, потому что меня окружают родственники Раневского разных возрастов, вплоть до седины в волосах. Со всех сторон женщины и мужчины в строгих платьях и костюмах. Дети. Собака.
Рука Раневского, по-прежнему удерживающая меня за бедро, вдруг сжимается…
Я открываю рот, и с губ срывается беззвучное аханье.
— Ты ужасная актриса, — ворчит Ян мне на ухо.
— А ты ужасный босс, который преувеличивает свою власть над людьми за пределами офиса, — огрызаюсь шепотом, но тут же жалею, потому что его пальцы сильнее сдавливают бедро, и у меня перехватывает дыхание.