OUTSIDE - страница 10
Избранная знала о симпатиях работяги-соседа и даже невинно пользовалась его расположением, когда требовалось поменять кран, настроить Интернет или затащить на этаж что-нибудь крупногабаритное, не умещавшееся в лифт, – грузчики брали неоправданно дорого, так почему бы не воспользоваться услугами молчаливого воздыхателя. Отчего-то в её присутствии Дима ужасно робел, краснел и мямлил, довершая образ совершенного недотёпы, но поделать ничего с собой не мог. В борьбе за мужественный образ репетировал перед зеркалом, моделируя лёгкие необременительные диалоги с вкраплением тонкого юмора, то есть цитированием лучших эпизодов комедийных шоу, но всё напрасно. Стоило ему не то что завидеть – он предчувствовал её появление за несколько секунд до того, как раскроются двери лифта, и на беднягу нападал такой мандраж, что кроме «День добрый» ничего и вымолвить не мог. Всё это продолжалось месяцами, и всякий раз влюблённый с замиранием сердца ждал – не явится ли она в сопровождении друга, величайшего счастливца, которому достанется его сокровище. План действий на этот случай у него отсутствовал, поскольку Дима боялся даже представить себе подобный финал, но в глубине души знал, что отступит, естественно, при условии, что кандидат окажется достойным и при том – «безлошадным», чтобы вить семейное гнёздышко молодым пришлось всё в той же бабулиной квартире. Он был готов на компромисс в виде удовольствия просто быть с ней рядом, знать, что она сопит за стенкой – дабы стать к ней ближе, он даже спал теперь на кухне, что граничила с комнатой Милы, лишь бы всё у дамы его сердца сложилось хорошо. Не страдая комплексом неполноценности в обычном его проявлении, Дима, тем не менее, искренне полгал себя весьма посредственным спутником жизни и готов был ретироваться в угоду желаниям своего идеала. «Она ведь тонкая натура, а я дуб дубом. Ни поговорить нормально, ни в оперу сходить», – ему казалось, что та жить не может без этого непременного атрибута воспитанных образованных дам.
Мила в это время безуспешно пыталась освежить профайл, загрузив в него фотографию, могущую считаться интимной, но при том – не роняющую её достоинства. Требовалось оголить правую грудь в лифчике так, чтобы едва показался контур соска, добавив подобающее случаю выражение пресыщенности на лице и непринуждённость позы. Таким образом достигался эффект спонтанности – так, будто она и не заметила компрометирующей детали, выложив частично обнажённую себя до кучи с остальным добром на фоне Красной площади и фонтана ГУМа. То был решающий момент в карьере успешной домохозяйки, ибо она впервые отошла от высоких принципов в угоду низкой конъюнктурщине и уже решилась пойти при необходимости дальше, приспустив немного трусики на месте, где предварительно следовало нанести в меру легкомысленную, но с потаённым глубоким смыслом татуировку: «Какую-нибудь птичку колибри и пару индийских иероглифов, – смаковала эротический образ Мила, но тут же сомнение прорезывало морщинкой её милый лобик. – А может, всё-таки на латинском?» – в общем, покой ей только снился. Работа по созданию успешной ячейки общества не останавливалась ни на секунду, даже во сне она грезила откликами и заманчивыми предложениями о свидании в элитном кафе престижного торгового центра на Курской, куда любила захаживать помечтать о безоблачном будущем, когда вот так же, но уже в сопровождении представительного мужа, сможет пройтись по магазинам и, загоняв до состояния взмыленной лошади наглых девах-продавщиц, что-нибудь да взаправду купить. Представляя навьюченного брендовыми пакетами покорного супруга – подобную сцену там часто можно было наблюдать, правда, место благоверного занимал пузатый взрослый папик, а спутница годилась ему скорее в дочери, она доходила до состояния наивысшего блаженства, так что и собственного лёгкого прикосновения оказывалась достаточно, чтобы испытать мощный пульсирующий оргазм. И то была лишь вершина айсберга, за которой скрывалась огромная, почти бесконечная, подводная часть из сопредельных удовольствий. Зависть подруг, утёртый нос школьной любви, гордость родителей, снова зависть подруг, но уже не тех, далёких провинциалок, а здешних – однокурсниц, что не смогли устроиться и вполовину столь же удачно, как она. Хотя она, впору было мысленно произносить это с большой буквы, им неоднократно говорила, как следует вести себя с мужчинами, покуда эти недотёпы, смеясь, твердили атавизм про путь к искомому сердцу через желудок. Подразумевая, впрочем, место погребения слегка нетипичных гастрономических изысков. Они, несчастные, искали тех, кем движет одно лишь грубое желание, покуда Мила бесконечными вечерами за монитором высиживала одухотворённого, сознательного, хорошо воспитанного юношу с московской квартирой. Такой легко переплюнет всякого принца, ведь под ним не бесполезный в современном хозяйстве белый конь, а полсотни вожделенных метров, ремонт, новая кухня, моллы, суши-бары… И, не в силах более сдерживать потоки благодатного тепла, она с упоением тонула в конвульсиях заслуженного удовольствия.