– Гриша-а! – тихо позвал Салтыков.
В дверях появился чавкающий Григорий. Он вышел из кухни, с куском хлеба в руках.
– Чего, барин?
– Ты письмо видал? Я вчера сунул его куда-то и не припомню.
– Не-а, – покачал головой камердинер, – Вас Платон принимал, у него и спросите.
– Платоша-а! – снова позвал Салтыков.
Приняв от Платона конверт, Михаил нетвердой рукою вскрыл его и начал читать.
От бумаги пахло духами, а ровные строчки аккуратного девичьего почерка непринужденно струились одна за другой между его дрожащих пальцев, жалуясь, что уже год как их хозяйка не получала от Михаила писем, сообщая далее очень важные для девушки новости. Лиза писала, что сейчас с маменькой и сестрою гостит у своих родственников в Москве, и что после Владимира здесь чувствуется здесь разница, буквально, во всем. И все здесь по-другому. И народу в златоглавой полно. Настолько полно, что дважды за день одно и то же лицо невозможно встретить. Что обыватели не так одеваются, как во Владимире, а много проще и, в то же время, более по моде. А еще по-другому говорят. И в церкву ходят раз в неделю, будто для галочки. Впрочем, писала она, к этому можно привыкнуть. Еще писала Лиза, что ждет от него, Михаила, какого-нибудь подарочка, и что подарок этот можно было бы выслать к ней в Москву, так как здесь они будут гостить еще месяц или два. Писала еще, что они с маменькой, забавы ради, присматривали фасоны свадебных платьев, которые можно пошить здесь же, с последующей подгонкою…
– Гришка, подлец! – крикнул Салтыков, бросив письмо, – Дай еще рассолу!
Камердинер, недовольно ворча что его отвлекают, вновь поплелся в сарай, где стояла бочка с оставшимися с зимы огурцами.
– Нет, ты видал? – говорил Михаил оставшемуся рядом Платону, – Подарочек ей надо! Свадебные платья они примеряют!
Платон пожимал плечами:
– Барышни…
– Безголовые курицы, – вот что я тебе скажу о всех женщинах!
Старик покачал головою, будто бы разделяя мнение хозяина, но ничего не сказал.
– Стоит только раз пойти им навстречу, и они уже думают, что могут править тобою, как вздумается.
– Вот-вот, – проворчал Григорий, появившись с ковшиком рассола в руках, – А я всегда говорил: от баб только беды.
– Поэтому ты с ними не связываешься?
Барин взял холодный ковш и жадно припал губами к его краешку, забыв про слабое горло.