Пять лет назад старик преставился, и князь зазвал в город
другого врача, этого самого Вербицкого, на которого в княжестве
разве только не молятся. Ему, кстати, сорок лет. То есть как
такового медицинского образования у него не было и в помине. Он
родился, когда вся эта беда рухнула на землю. Ну и где бы он нашел
не то что достойное, а хотя бы завалящее медицинское учебное
заведение?
Но отзываются о нем исключительно хорошо. Фельдшерица говорит,
что Василий Петрович был сыном врача, и тот научил его всему тому,
что умел сам, плюс обширная практика. Ну и наверняка сыграла роль
одаренность и любовь к своему делу. Ничем иным успехи доктора
Шейранов объяснить не мог. Как, впрочем, не мог оценить и его
профессионализм. Разве только с уверенностью заявить, что тот никак
не дотянет до уровня самого Шейранова.
– Ну что, Юля? – оборвав разговор с Бекешевым, фельдшерица
бросила тревожный взгляд на вбежавшую в подъезд больницы девушку, в
белом халате.
– Анна Васильевна, он пьян в стельку. На ногах еле стоит, и двух
слов связать не может, – с отчаянием ответила девушка.
– Господи. Как не вовремя-то.
– Что же будет, Анна Васильевна?
– Что, что! Либо дождется Виталик, пока Василий Петрович
протрезвеет, либо богу душу отдаст, – в сердцах скрежетнув зубами,
ответила фельдшерица.
– Да как же так-то? – вдруг подал голос мужчина, лет за
тридцать.
Все это время он сидел в сторонке, на откидном стуле, с
деревянными спинкой, сиденьем и подлокотниками. В восьмидесятые
такие частенько можно было встретить в присутственных местах,
театрах или клубах. Вообще-то это наследие еще более ранних времен.
Но в Союзе вообще все менялось очень медленно, как, например, вот
такие жесткие сиденья на полумягкие образцы.
– Толик, ты уж извини, но пареньку твоему придется потерпеть, –
виновато потупившись, вздохнула женщина.
– Значит, мой сын там помирает, а Вербицкий ханку жрет!
– Толик, Василий Петрович тоже человек. Ну откуда ему было
знать, что беда приключится? Пригласили его на день рождения
крестницы, ну и выпил он лишка. Нешто ты никогда не пил?
– Я-то пил! Я-то пил! Да кто скажет, что от моей пьянки человек
помер!? Кто скажет, что по моей вине у кого колесо отвалилось и он
сломал себе что-то!? Ах вы...
Что там «вы», Бекеш выяснять не стал. Просто вдруг некогда
стало. Хрясь! И мужик, собиравшийся приласкать своим неслабым
кулаком фельдшерицу, отлетел в сторону, как тряпичная кукла. А
потом безвольной, аморфной массой стек по стене. Н-да. А в теле
бандита силы-то, как в ломовой лошади.