– С космофлота уволился сам, чтобы, так сказать, ни ты никому, ни тебе никто… – сорвал с головы и шмякнул на стол старый тёмно-лиловый картуз, огладил неожиданно длинную совершенно седую шевелюру, чуть кокетливо склонил голову. – Доскрёб до пенсии и сюда вот, на, так сказать, словесную панель. А что? Расскажу заезжему человеку историю, глядишь, кружечкой чего-нибудь этакого угостит.
Я выдохнул с облегчением: всё-таки, пьяница. Занятный, оригинальный, чудаковатый, но по факту предсказуемый. Я снова кивнул, на этот раз и своим мыслям, и согласно с бывшим пилотом, а тот, широко расставив руки на столе, медленно распрямился, откидываясь назад, полушепча мечтательно:
– На прошлой неделе один землянин добрым элем расплатился. Ох и поплясал я перед ним тогда… А с Вами, гляжу, не очень-то разговоришься.
– Отчего же? – ответил я поспешно. – Что Вам нравится в этом баре?
– Вот это разговор! – он стиснул в ладонях картуз и заговорщически надвинулся на меня. – Между нами: здесь даже водка – дрянь. Но бывают приятные исключения. Настоечки бы берёзовой для начала!
– Извольте, – заказал ему спиртное и представился, – Фаддей Клетро-Чагаин.
– Джепитракс, – с видом знатока уточнил бывший пилот мою принадлежность к расе этой планеты. – Очень приятно. Кто по профессии?
– Уроженец Джепитракса, по месту жительства землянин, – конкретизировал я, —спортивный комментатор, а Ваше имя?
– Кондратий Васильков третий, – с гордостью изрёк он и покосился на бармена, который размеренно откупоривал запотевшую высокую матовую бутылку с серыми и чёрными поперечными штрихами и водянистым желтовато-зеленоватым содержимым.
– Мне, кажется, знакомо Ваше имя, – я напряг память, как ни странно, имя было связано с моей семейной историей, – у вас в родне, возможно, были, как бы сказать… личности со странным поведением?
– Психопаты? Не-ет, что вы, какой бы из меня тогда лётчик? Хотя, с дедом моим и правда случай был, – он уставился на меня с подозрением, – на Джепитраксе, кстати, крутился там психиатр какой-то местный, а что?
Бармен изящно водрузил высокий матовый сужающийся кверху бокал. Кондратий принял обеими руками, облизнулся, предвкушая, втянул хмельной освежающий аромат.
– Мой троюродный прадед, – я испытал некоторую гордость и одновременно удивление: как тесен мир…