Постепенно мегаполис зарастал травой и деревьями и превращался в тихий лес: по бетонным стенам разрастался дикий плющ и другие растения. Здания затерялись среди могучих крон. Людей почти не было видно.
Через два года всех выпустили. Город замер, затаился, а потом… задышал буйными побегами. И никто больше никуда не бежал. Все сидели и наблюдали, как пробуждается весна.
А маньяка так и не поймали. Просто однажды кошельки перестали пропадать и о зловредном нарушителе позабыли, переключившись на другие, более приятные дела. Возможно, он до сих пор бродит по городам и областям. А может, улетел в другой мир. Кто знает…
Оставайтесь бдительны, всегда, – на одном обшарпанном столбе забыли сорвать выцветшее предписание…
Дня три не высовывались на улицу. Лил дождь. Малыш Ян загрустил. Он любил прыгать по лужам. А тут нельзя. Мама сказала, что как только закончится эта катавасия, они обязательно выйдут. Ян сидел у окна – маленький комочек на сером подоконнике. По стеклу ползли тонкие струйки, как червячки, которые появляются после дождя. За окном серебрились влажные сумерки. Желто-оранжевые огоньки – отсветы от продолговатых фонарей – купались в сверкающей воде. Все равно когда-нибудь дождь кончится, подумал Ян, – и выйдет солнце. Обязательно. По-другому и быть не может.
Ежедневно наш путь начинается с вихляющей улочки Байрона (поэтичное название давно ушедших романтических времен. К счастью, не добрались до него вездесущие чиновники, не переименовали в какого-нибудь Баимбетова), вдоль частного сектора, столетних дубов, ярко-желтых кустов, бежевых трехэтажек, живых изгородей и цветочных клумб. Мы доходим до овощного, который расположился на перепутье дорог, берем лук и морковь (для острастки) у продавщицы в резиновых перчатках, туго стянутом на необъятной груди фартуке. Спускаемся по кривой тропинке в овраг, к реке, где блестит металлической спиной старый мост, простирают зеленые руки свежие побеги, поют на разные голоса перелетные птицы. Я вдыхаю чистый воздух, какого не было в нашем городе лет двадцать. А может, и больше. Время останавливается в этом апрельском великолепии: и мы замираем на мосту. Задержись, мгновение! Я хочу остаться в нем навсегда…
Сидеть взаперти я научилась прошлым летом, когда на город навалилась аномальная жара. Я выходила утром, часов в восемь: сковородка только разогревалась, было градусов тридцать – вполне сносно для бесцельной прогулки. Вокруг буйствовала выжженная зелень, белые тротуары прогибались под легкой ступней, высохшие розы клонили скукоженные стебли к ржавым оградам… В этот час коротко стриженные собаки выгуливали утомленных хозяев. Ветер перекатывал по дорогам суховей, машины еще гудели: запоздавшие служащие спешили в прохладные офисы, где властвовали кондиционеры, превращая горячие пласты пыльного воздуха в прохладный, пригодный для дыхания эфир. Я завидовала работягам: дома у меня не было охлаждающего агрегата. Я сидела в декрете и носилась с малышом по раскаленной квартире, притулившейся под старой шиферной крышей и мечтала об обжигающе-холодном коктейле, попиваемом где-нибудь на террасе горной траттории.