Я вцепилась в ее руку, как утопающий, ища в ее лице опровержение. Но его там не было. Только боль, страх и мрачная, непоколебимая уверенность.
— Тише, миледи, тише, — ее голос стал еще ниже, она притянула меня ближе к себе, подальше от веселого плеска воды в прачечной. — Не слово. Кровь. Древняя, как эти горы. Он не всегда… таков. Но он — Лорд из рода Арден. Глава клана Драконьего Утеса. В жилах каждого из них течет огонь.
Она говорила, а перед моими глазами стоял он. Огромный. Несоразмерно большой. Глыба, перекрывающая собой свет. Я списывала это на его стать, на телосложение, но теперь… теперь эта картина приобрела новый, чудовищный смысл. Огонь в жилах. Я вспомнила его ярость во вспышке чужой памяти. Горячий. Злой. Ненасытный.
Мой взгляд невольно метнулся к собственному животу.
— Но… ребенок… — пролепетала я, горло перехватило спазмом.
Лицо Герты исказилось от жалости.
— Ребенок от дракона — всегда дракон. Это его право и его проклятие. И лорд Арден никогда не откажется от того, что принадлежит ему по праву крови.
Теперь угроза Дамиана обрела плоть. Он заберет своего сына не просто из прихоти. Он заберет его, потому что считает своим по какому-то древнему, чудовищному праву. И мой ребенок, мой мальчик, обречен нести в себе это проклятие.
— Миледи! Герта! — донесся до нас веселый крик одной из прачек. — Идите скорее сюда! Смотрите, что мы отстирали!
Герта резко отпустила мою руку.
— Вам нужно вернуться в свои покои, — твердо сказала она, уже снова надевая маску суровой старшей служанки. — Вы бледны как полотно. Я пришлю вам настойку.
Герта уже развернулась, чтобы увести меня, но было поздно.
Агнес, та самая молодая служанка, что первой пришла в восторг, подбежала к нам, сияя от гордости. В руках она держала белоснежную мужскую рубашку, и вода с нее капала на каменный пол.
— Миледи, смотрите! Рубашка самого милорда! — выпалила она. — Помните, на манжете было пятно от вина с ужина? Я терла его песком битый час, думала, вещь испорчена!
Она поднесла манжету почти к моему лицу. Сложное кружево, которое, я была уверена, обычно после стирки приобретало сероватый или желтый оттенок, сияло такой чистой, первозданной белизной, словно его только что соткали из утреннего тумана. От винного пятна не осталось и следа.
— Ни единой ниточки не повредило, — с благоговением добавила вторая девушка, подходя ближе. — Просто чудо какое-то.