Неотвратимо, как пуля.
Мы все погибнем. Это будет лобовое столкновение, и скорость не маленькая.
Я понимаю это с какой-то ледяной ясностью. Всё уже происходит, но время будто растянулось. Мир стал вязким, тягучим. Нереальным.
Остались доли секунды.
С яростным криком наш водитель выворачивает руль, пытается спасти всех нас.
Но я не могу больше следить за дорогой, потому что слишком сосредоточена на муже. Слишком ошарашена. Убита моментом.
– Ира! Ира! – Он срывает с себя ремень безопасности, пытается броситься на заднее сиденье и защитить любовницу от опасности.
Не меня. Её.
Андрей не думает, не просчитывает ситуацию. Это не выбор, а инстинкт. В момент смертельной опасности он испугался не за меня, а за неё.
Удар.
Невыносимый скрежет, рвущий барабанные перепонки.
Металл рвёт металл, визжат тормоза. Что-то хрустит в позвоночнике, в суставах, в костях.
Всё как в кино. Как в страшном сне, от которого невозможно проснуться.
Машина крутится волчком, подпрыгивает, дёргается — как живая, в панике.
Меня швыряет, колотит, трясёт. Тело не моё, я не управляю движениями.
А потом — тишина.
Приземление. Резкое. В неизвестность.
Будто я выпала из мира и очнулась в другом измерении — пахнущем дымом, горящей резиной…
И предательством.
Я не чувствую боли. Только замёрзшее сердце.
4. 3
Мы живы.
Удар пришёлся по касательной. Нас закрутило, выкинуло на обочину и разбило об ограду парка.
Машина в утиль, но мы живы.
К нам подбегают люди. Открывают двери машины, стряхивают стекло с моих колен и помогают мне выйти.
Мир качается, шум города гаснет. Вокруг пульсирующая, подвижная тишина.
Я словно на возвышении, парю над городом и людским ажиотажем.
Кажется, я одна во всём мире. Последняя, единственная. Стою на развалинах, как после глобальной катастрофы.
Непонимающе осматриваюсь, силюсь прийти в себя.
Невдалеке Андрей стоит на коленях возле сидящей на земле Иры. Она в истерике – громкой, с визгом и невнятным лепетом. У неё кровь идёт из носа, у Андрея глубокий порез на лбу, лицо в крови. Наверное, есть и другие повреждения.
Андрей обнимает Иру, гладит по волосам. Его руки дрожат.
Хрипло повторяет: "Всё в порядке, мы живы, теперь всё будет хорошо".
Он ошибается. Всё далеко не в порядке, и уже ничего не будет хорошо.
У меня тоже кровь… шишки… синяки… сотрясения… наверное. Только истерика у меня молчаливая, внутренняя, скрытая. Я в панике бьюсь о стены моей души и не могу вырваться наружу.