Вот и бьюик. Стоит себе, загорает под солнцем.
— Все, малыш, отдых закончился.
Распахнув дверцу, забрался в салон и завел двигатель.
Дорога до города заняла мало времени. Тут всего пара миль, и
все. С крыши бункера старого Эда город был виден как на ладони,
жаль, что Люк так и не решился выбраться посмотреть. Что там
говорил Эд? Большей части города не существует? Сейчас
посмотрим.
Еще один поворот, и город показался во всей своей красе. Вернее,
то, что осталось от города. Как и говорил Эд, все, что некогда
располагалось за канавой у церкви, исчезло. Ни фабричных труб, ни
флагштока на школьном дворе, что был всегда заметен издали —
ничего.
— Ого! — удивленно протянул Люк.
Отсутствие привычного глазу пейзажа заставило встряхнуться.
Озноб пробежал по всему телу, оставляя на коже рук следы
мурашек.
С пригорка, где он остановил автомобиль, открывался чудесный
вид. С чем сравнить? В голову приходила ерунда, граничащая с бредом
тяжелобольного человека. В памяти всплыла картина из далекого
детства. Рождество. Время подарков и неподдельного детского
ожидания чуда. Отец, словно вор, хоть ему и казалось, наверное, что
он больше походит на сказочного эльфа-помощника Санты, открывает
дверь и на носочках крадется к изголовью кроватки малютки Люка. В
руках у него нарядная коробка, в которой таится до поры волшебный
подарок — калейдоскоп. Сколько раз Люк с восхищением припадал к
окуляру этой чудо-трубы и удивлялся ярким краскам геометрических
фигур, слившихся в фантастическом узоре…
Если выкинуть из головы лишнее, тогда то, что видел Люк теперь,
с натяжкой можно было сравнить с одним из тех узоров. Краски,
конечно, не те, но! Остатки города имели четкие границы и этими
границами врезались в совершенно чуждые Техасу пейзажи. Справа, как
и говорил Эд, чуть поодаль начинался сосновый лес. Слева ютились
странные серые бараки. За городом желтело тяжелое на вид здание
непонятного предназначения. И все эти части были абсолютно
несовместимы между собой. Даже пресловутая канава, являвшая собой
единственную причину для жарких споров в городском совете,
вливалась в какое-то подобие речушки. Почесав макушку, Люк сплюнул
под ноги.
— Я сошел с ума…
Оттянув указательным пальцем уголок века, сощурил глаз в надежде
навести резкость. Не помогло. Перешел к более серьезным мерам —
попытался отвесить себе пощечину. И это не сработало. Город не
изменился. Обозримый мир состоял из разных кусков с четко
очерченными границами, словно кто-то специально эти границы и
отмерял.