Суббота ссутулился, повесил голову и посмотрел на шефа как
псина, застуканная за кражей колбасы.
- Ладно, я понял, - сказал он, отбрасывая лифчик. - Хочешь
преподать мне урок. Тогда выпускай. Полюбуешься на мою смерть.
- Во-первых, не всё так плохо, - заметил шеф, и стер ногой часть
защитного круга. Суббота шагнул наружу. - Мы, с моим учеником, тебе
поможем.
- Пфе, - всплеснул руками Суббота. Выйдя на свободу, он тут же
обрел весь свой апломб. - Белый бокор - это оксюморон, Легба. Не
бывает.
- Спорим?
- На что? - оживился Сббота.
- На твою шляпу.
- Ты хочешь сказать, на мой цилиндр?
- Ну да, на твой фокуснический цилиндр. На твою сущность.
На то, чем ты являешься.
- А что поставишь ты?
- То, чем являюсь я, - произнес Лумумба, щелкнув по своему
стетсону. - Рискнешь?
- Сильно же ты любишь своего ученичка, - Суббота плюнул на
ладонь и протянул её шефу.
- Бвана... - попытался встрять Ванька, но Базиль, не обращая на
него внимания, тоже плюнул, и хлопнул брата по руке.
- Любовь здесь ни при чем, - сказал он, глядя в глаза Субботе -
Просто я - чертовски хороший учитель.
Чугунная ванна, которая служила небом последние несколько часов
наконец не выдержала, раскололась, и на нас хлынул потоп. Только не
подумайте, что из воды.
И не из лягушек - это было бы даже прикольно... Ливень пошел из
крупных, как желуди, муравьев.
Они, выбивая дробь, падали на плот. Они плюхались в реку,
поднимая фонтанчики брызг и растекаясь по воде, как рыжая масляная
пленка. Они облепили Гамаюн, сделав её похожей на какодемона - в
фигуральном смысле. Ворона хлопала крыльями, молотила клювом, как
отбойный молоток, но муравьев было слишком много.
Я почувствовала нестерпимое жжение сразу во всех местах -
насекомые застревали в волосах, сыпались за воротник, заползали в
штаны... Пытаясь их стряхнуть, я чуть не свалилась в воду. Спасибо
Ваньке: поймал меня за шиворот.
По реке прокатилась огненная волна - шеф выдохнул струю пламени
- и муравьев не стало.
Мне тоже подпалило брови, ну да я не в обиде.
- Лёд тронулся, - объявил Базиль и повернулся к напарнику. - К
барьеру, господа гардемарины.
- Океюшки, - кивнул Ванька и встал на краю плота.
Через минуту поверхность вскипела. Показались такие хари, что и
в страшном сне не увидишь. Огромные, только местами покрытые
жесткой, как рубероид, шкурой, эти трое зухосов были еще старше и
куда страшнее чем тот, которого призвал Базиль.