– Напился, свинья! – ругалась барыня. – Ну погоди! Ужо приедем домой!.. – многозначительно произнесла она.
Максим, в отличие от матери, сиял от удовольствия – гнедым-то теперь управлять ему. Громко чмокая губами и протяжно выкрикивая: «Н-о-о!», он, гордо подбоченясь, презрительно поглядывал на снующих у саней мальчишек.
– Маменька, а давайте через имение проедем? – предложил Максим. – Авось не укусят! – не слушая ответа, ударил вожжами коня и повернул в сторону барского парка.
Здесь барчук оказался не прав. Два огромных волкодава с громким лаем кинулись к саням, когда те проезжали мимо старого флигеля. За флигелем в глубине парка размещались хозяйственные службы.
«Должно, летом здесь красиво!» – любовалась барыня на пересечение четырех липовых аллей, сходившихся к большому кругу с мраморной статуей крылатого мальчика на гранитном пьедестале в центре.
– Вот привязались! – перетянул кнутом одну из собак Максим.
От неожиданности та поперхнулась и закашлялась, уткнув морду в снег и пуская слюну с длинного красного языка.
Второй волкодав сразу вспомнил об одном важном деле, подбежал к постаменту и поднял лапу…
– Маменька! – захлебнулся смехом барчук, показывая кнутовищем на подмоченный у памятника снег. – Барин мимо пойдет, подумает, что это мальчик Венус насикал!..
Ольге Николаевне неожиданно стало грустно: «Как красив этот белый дом с нарядными колоннами, – подумала она. – И главное, всё на месте! Ни одна не отвалилась… Ах, какая прелестная беседка над откосом Волги, живут же люди!»
– Максим, не говори глупости! – одернула в сердцах сына: «Совсем мальчишка от рук отбился: Венус, видите ли, насикал… – тьфу! Вдруг нас в дом пригласили бы? – размечталась она. – Да что я там в таком виде делать буду?! – поглядела на себя и на линяющий заячий тулупчик сына. – Они из Петербурга… Там театры посещали, балы», – со злобой пнула чего-то залопотавшего во сне Агафона.
От барского дома к ним навстречу, красиво выгибая спины, неслись несколько борзых. Почувствовав поддержку коллег, зажиревшие волкодавы несколько раз негромко гавкнули для настройки голоса, а затем, от души подвывая, влились в толпу борзых, которые брезгливо отстранились от этих вшивых неучей, словно господа от холопов.
Максим опять покатился от хохота.
«Не к добру развеселился!» – недовольно покосилась на сына мать и подняла глаза на вышедшего из барского дома лакея, свистом подзывающего собак. Загнав их в дом, слуга стал махать руками.