«Что это?». – Спросила мать.
«Да вот, нонче на дороге нашла». – Ответила та и продолжала тыкать булавкой. Мишка увидел непонятную штуковину, поднялся с пола и подошёл к столу.
«Дай мне». – Сказал он и протянул руку. «Дай, я гляну». – Громко попросил он. Мать перестала читать и зло сказала:
«Зараз ложись спать, завтра в школу вас не подымешь». Мишка, недовольно ворча, стал опять укладываться.
«… Милая и дорогая Анюта новостей у нас пока нет, ни каких. Ждём, нонче или завтра пошлют в бой. Дорогая, ещё написать письмецо вам придётся или нет, также и от вас, не – то дождуся, не – то нет. Таперече видно, что Господь пошлёт, его Святая Воля, какая моя судьба никто не знает. Дорогие детки, слухайте дедушку, он вас научит добрым делам. И маманькю слухайте и помогайте ею. Дорогие сынок Миша, Ваня, Володя рвите коровке сор, кормок. Я на вас надеюсь, потому, что вы стали большие. Милая и дорогая Анюта, пока писать больше не чего, остаюсь жив и здоров, того и вам желаю быть здоровыми на всегда. Получите письмо, пишите ответ, я буду ждать. Ещё терпение и пропишите, какие новости и как живёте.
За тем, будьте здоровы, и до свидания, и прощайте».
Тихон Василичь, внимательно слушал и, прищуривая левый глаз, молча крутил козью ножку. Скрутив, засыпал в неё с желтой, морщинистой ладони махорку и завернув края, чтоб махра не высыпалась, встал кряхтя, прикурил от лампы.
«Да…, не сладко им там, не всё таперече дозволено им гутарить, немец прёт на нас, силой великой». – Раскурив козью ножку, подытожил он услышанное. Только он сел, раздался взрыв, звон стекла и сильная вспышка озарила избу. Какое-то время была жуткая тишина, только тараканы продолжали шуршать в полной темноте, и было слышно, как керосин булькает, вытекая из лампы, валяющейся на полу.
«Боже милостивый, что это. Царица Небесная?». – Прошептала мать, подняла лампу и стала её разжигать, трясущимися руками чиркая спичкой.
«ААА…». – Заорала почтальонша нечеловеческим голосом.
Она вскочила с лавки и бросилась к ведру с водой в стряпку, за перегородку. В тусклом свете керосинки, коптившей без стекла, было видно, что кисти левой руки у неё нет. Она окровавленную культю окунула в ведро, вода тут же окрасилась в алый цвет. Мишка вскочил, резко отбросив тулуп под лавку.
«Доигралась, я говорил, дай, доигралась». – Кричал он почтальонше. Она сунула культю во второе ведро, вода тоже стала красной от крови, подняв изуродованную руку кверху и обхватив её здоровой рукой со страшным криком, толкнула ногой дверь и выскочила в сени там, грохнув задвижкой выбежала на улицу громко крича.