Ну, что сказать, мой друг прелестный?
Ты знаешь сам уже давно:
Наш мир безумный, но чудесный
исправить нам не суждено.
Уж коли выпала нам доля
Такою жизнию прожить…,
То – наша воля – Божья воля,
а Божья воля значит- БЫТь!
Пишу тебе ответ, подруга,
Я впопыхах, уж извини
За стиль, но пару чистых звуков
Похоже – выну из души.
Так надо нам писать, Марина?
А для того, что бы писать —
Дышать работою незримой
Души нам нужно, и страдать,
Нам нужно помнить о далекой
И неизбежнейшей судьбе,
В минутах редких, одиноких,
Нам нужно думать… о себе…
О жизни… смерти… о дороге…
О том, что «вблизь» не увидать…
Работать нужно, думать, помнить,
Решиться чувствовать, страдать,
Отбросить быта утлый праздник,
Забвенья слабость и суметь —
Хоть это больно и ужасно —
В обличье жизни посмотреть.
В ту правду горя, испытаний,
Великой ценности ее,
В тот ужас смерти и незнанья
Как жить нам и куда идем,
Которые не знать желаем,
От них трусливо воротим
И ум, и совесть, забывая
О нашем подлинном пути…
О том пути, перед которым
Нас ставит тайна… нас самих…
И той задумки нашей (богом?…)
Которую мы не постичь,
Но воплотить лишь только можем —
Живя не праздно, на века,
По совести, любви… да… сложно
Но в этом смысл… что же нам —
Ждать смерти?! Это ли не подлость?!
Бесследно сгинуть, будто нас
И не было на свете вовсе?!
Так можно жить, спрошу я вас?!
Мы можем в сердце примириться
С таким уделом?! В этом смысл?!
Былинка к смерти волочится,
Ее лишь «ждет» – чтоб я так жил?
Как нужно жизнь не ценить нам,
Что бы такой удел принять!
Какою силою забыться
Чтоб «просто жить»… и смерти ждать,
Чтоб заглушить и ум, и совесть
И к жизни страстную любовь,
И честь… все то, что вместе с горем
В нас восстает все вновь и вновь?
Не в этом ли цинизм презренный,
Преступной трусости дитя?
Грех трусости, мы знаем – первый,
Он не дает нам жить… любя.
Цените ж жизнь, ее любите,
И для того, что бы любить,
Мгновенья жизни проживите
Творя, чтоб после не забыть.
Нельзя использовать, что любишь,