солдатня (в одних случаях) или
паркетные преторианцы (в иных) зарезали, словно баранов, а пятый, не пожелав себе участи жертвенного животного и почуяв приближение киллеров,
самоубился – повесился на первом же попавшемся под руку шерстяном поясе от чужой туники.
Каждого ушедшего к праотцам властителя публика порицала и хулила. Всякого вновь приблизившегося к трону, а тем паче на него взобравшегося, усевшегося и свесившего оттуда ноги, толпа славила во всю Ивановскую, ибо любой новоиспечённый император поначалу кормил, развлекал, а зачастую и поил задарма (пусть и вином-кислятиной).
*****
В сердце имперской столицы Марк Юлий Филипп внедрялся со стороны Квиринала, самого высокого из семи римских холмов – через легендарные северные Коллинские ворота Сервиевой стены. Так сам пожелал, прослышав однажды об одном древнем и уникальном девичьем феномене.
Сидя верхом на коне, император с неподдельным интересом вертел вокруг себя головой, пытаясь самостоятельно распознать, в каком же конкретно месте находилось тут прежде то самое Campus Sceleratus (Злодейское поле, Кладбище для преступниц), где много веков подряд заживо замуровывали в землю монахинь-весталок, в глубоком девчоночьем детстве давших клятву целомудренно служить Богине Весте, но, повзрослев, нарушивших обет и осквернивших своё тело и междуножье бесстыжим соитием с мужчинами.
«Может, и мне весталку помоложе охмурить и вторым браком взять в жёны, как это сделал задолго до меня император Гелиогабал? Пусть только попробует своему повелителю отказать! Да и не откажет она – сама мне на шею вешаться станет, только чтобы её не повесили! С такой супругой я в один присест приближусь к Богам! К самому Олимпу! На его вершину воссяду!» – подумал Филипп, но вскоре забыл об этом: сразу, как только Коллинские ворота оказались за спиной. С глаз долой – из сердца вон! Впечатлений от сегодняшнего дня было такое множество, что мужчина не успел вспомнить даже о сабинянах, которые по легенде являлись первыми известными жителями этого холма и поклонялись Богу войны Квирину (в честь которого к холму и приклеился топоним «Квиринал»).
В Риме его новый хозяин оказался впервые. Впрочем, если и бывал тут прежде, в младенчестве или в мальцовстве, то давно об этом факте запамятовал – словно из извилин Филиппового мозга кто-то скальпелем важный кусочек его серого вещества аккуратно вырезал, а крохотную ранку залил расплавленным воском,