Они вышли из дома и сели на скамейку под старой непрореженной вишней.
– Вот когда я был молод… – начал табурет, чуть покачиваясь и ерзая по скамейке. – В том городе, где меня сколотили, жила прекрасная хрустальная ваза. Она стояла на окошке маленького одинокого дома, со всех сторон зажатого новостройками. О, каким же она была совершенством! Как сверкали ее грани на солнце! Я хотел быть с нею, и эта мечта была полным безумием. Я как мальчишка сочинял стихи и пел песни. Если бы она могла их услышать! Но вот в одно серое утро к крохотному дому подкатил экскаватор. Стены затрещали, и она, покачнувшись, упала и разбилась на сотни… нет, тысячи осколков!
Радиоприемник молчал. Он закурил вторую сигарету и продолжал всматриваться в ночь.
– Ну что, пойдем в дом? – спросил табурет, затушив окурок.
– Иди, я чуть позже.
Оставшись один, он стал с наслаждением вдыхать аромат ночи, таял в ее тишине и непроницаемости. Он посмотрел на звезды с плохо скрываемым презрением, но в то же мгновение извинился за свой взгляд.
«Действительно, звезды прекрасны! Они сверкают, как льдинки, и несмотря на свой холод, все же дарят свет. Они совсем не похожи на того, кто считает их своей плотью. А если это так, то…»
Под навесом заворочались дрова, словно увидели неприятный сон.
«Неужели она предпочтет его? Нет, я не вынесу этого!» – и он, докурив, вернулся в дом.
Дверь в комнату была открыта.
Радиоприемник замер на пороге – звездный проходимец ласкал его возлюбленную, целовал в жаркие уста, ползал по ней, как червяк в дождевой луже…
«О господи!» – прошептал бедный радиоприемник; у него закружилась голова, стало трудно дышать и он едва-едва выполз на улицу.
Свежий воздух малость отрезвил его. Неожиданно ночь показалась ему сыровато-душной, и он заметил, как с севера надвигаются свинцовые грозовые тучи.
Радиоприемник медленно вскарабкался по лестнице на крышу, вдохнул полной грудью сладко-прозрачный воздух, пристально разглядывая приближающуюся грозу; и чем ближе становились тучи, тем сильнее ему хотелось сделать шаг им навстречу…
Маленькие детальки и осколки корпуса рассыпались по грязной земле.
* * *
– Нет! Я не могу об этом писать! – перо возмущенно зашагало по столу. – Ну зачем, ну зачем он это сделал?
– А ты, так долго живущий со мной и во мне, ради меня бросился бы в огонь? – спросила чернильница, бросив на него пристальный взгляд…