Наконец, объявили о прибытии электрички, и толпа высыпалась на перрон, как горох на пол; при этом звякнуло стекло вокзальной двери, высаженное неким верзилой. Этого щупленького старикашку чуть было не раздавили – он случайно зацепился карманом пальто за торчавший железный прут и только чудом не поранился. Господин Остерман прошептал «О ужас!» и посетовал, что лучше было бы нанять извозчика, пусть за двойную таксу, но лишь бы без приключений добраться до места назначения. Вокзальная сумятица ввела его в полнейшую апатию – этой ночью он был совершенно одинок, и брошен всеми на произвол судьбы, среди заснеженных путей в черт знает какой стороне; огни большого города колобродили вокруг него, и, приглядевшись к ним, он вдруг испытал чистое и светлое умиление.
Господин Остерман поправил пенсне и разглядел, что электричка, простоявшая на перроне почти двое суток, заполнялась с каждой минутой пассажирами; однако двери ее были открыты с другой стороны перрона, а потому народ бесстрашно пролезал под вагонами и чин-чином заходил в салон. К удивлению бывшего царского советника, места в вагоне оказались свободными; он, протиснувшись между курящими в тамбуре мужиками, оказался в полной тишине, что его и успокоило. Он развернул «Аргументы и факты», чтобы прочесть интервью с мэром Москвы Гавриилом Поповым, но стоя читать было крайне неудобно, а уступить место пожилому человеку почему-то никто не догадывался или просто не хотел. Он долго не решался, но потом все же примастился у окна – и даже мог протянуть ноги на соседнее сиденье, но приличные манеры, которым он обучился в детстве, не позволяли ему подобного жеста.
Смотреть в окно для господина Остермана было одним из приятных занятий – он, как ребенок, радовался бегущим за окном деревьям, лугам, пристанционным домикам; в особый восторг его приводили мелкие быстрые речушки, что змейками выползали из-под высокой насыпи. Людей в оранжевых жилетах, которые ремонтировали железнодорожные пути, он не любил, а потому ему совсем не было до них никакого дела. Иногда тревожно врывался в окно звонок очередного переезда, и бывший советник вздрагивал и морщился, словно отбиваясь от назойливой мухи. Все было для него в новинку – и вагонное окно, и бегущие за окном деревья, луга, пристанционные домики, и мелкие быстрые речушки, выползавшие из-под высокой насыпи, и люди в оранжевых жилетах, ремонтировавшие пути, и звонки случайных переездов – чувство радости и безмятежности переполняло его.