Провинциальные тетради. Том 1 - страница 57

Шрифт
Интервал


Средь восхищенных фонарей
Проходит мимо, мимо, мимо…
P. S.
Уж нет огня, не будет сил,
Уж не резон мечтать о лучшем…
Жаль, кто-то лиру раздразнил,
И вот в терзании беззвучном
Родилось слово, и оно
Быть таковым обречено,
Не худшим, видно, и не лучшим,
Пусть не дошедшим – все равно…
Мне нужен пес, чтоб стих стеречь,
Или искра, чтоб это сжечь…
май, 1991

НОЧЬ ЗА ВАГОННЫМ ОКНОМ (1991)

Не знаю, что я пытаюсь отыскать в том черном мире, странном и неизвестном, в том черном мире, что сейчас находится за вагонным окном моего служебного купе – он мне кажется нелепым, иначе как объяснить его существованье?

А черный, потому что ночь…

И у меня нет никакого другого занятия, нежели прикуривать сигарету от сигареты, и небрежно стряхивать пепел в грязный стакан, и тупо смотреть на пожелтевшую раковину, и ни о чем не думать.

Это хорошо – ни о чем не думать.

За окном – едва различимые перелески, тайные и заколдованные; лишь смутные отблески скользят по ним, словно заговаривая от беды. От беды ли?

Пытаюсь поймать далекие огоньки – но только-только протяну руку, как они исчезают, словно никогда и не существовали. Откуда взяться далеким огням среди вековой тайги? – разве что на полустанке, где поезд обычно притормаживает, или останавливается совсем и надолго – пока не прогрохочет встречный.

Дикой страстью веет от этих лесов. И чем-то древним, каторжным. Никогда не был на каторге… Изучаю маршрут…

Смотрю на часы и одновременно на расписание – и уже не могу разобрать: где цифры, а где буквы. Скоро станция, и нужно будить пассажиров. Хотя, зачем? Пусть едут со мной на край света.

Маленький старичок в сером пиджаке и коричневых брюках заглядывает ко мне:

«Скоро, сынок, приедем?»

«С получаса еще».

«Я у тебя водички попью?»

Достаю из вагонного шкафчика чистый стакан и протягиваю ему.

«Ладно хоть вода есть… и бесплатно».

«Скоро она только нам и останется».

Он грустно улыбается, возвращает мне стакан и идет в вагон собирать вещи.

Старики всегда заранее собирают вещи…

Я начинаю думать о том, что все плохо и безысходно; и что уже вряд ли удастся спасти эту страну, так глупо распорядившуюся своим существованием…


…Я мог бы не быть одиноким.

А просто: остаться с кем-нибудь навсегда, и не мотаться по белу свету в ржавом грохочущем вагоне, и не выискивать «зайцев», и не выскакивать в тамбур на каждой станции, и не перебирать проездные билеты, и не бриться по утрам на ходу, качаясь и придерживаясь рукой за желтую трубу.