– Бог мой! Вы так сердечно говорите о людях, а я даже не знаю, что это такое!
За столом воцарилось молчание – каждый пытался составить характеристику своим бывшим хозяевам. В конце концов, умудренное опытом жизни кресло произнесло:
– Люди – это живые вещи…
Табурет меж тем затянул длинную песню:
Ой да ты постой, постой,
На горе крутой.
Ой да не спускай листья
Во сине море.
И все подхватили:
Ой да по синю морю
Корабель плывет.
Осколок проникся лирическим звучанием песни, хотел было ее подхватить, но вспомнил, что не знает слов. Пара его глаз прослезилась, он случайно уловил неровный взгляд книжной полки, но все же продолжал с невозмутимым видом слушать.
Ой да по синю морю
Корабель плывет.
Ой да как на том корабле
Два полка солдат.
Вдруг откуда-то из угла вылезла черная обшарпанная трубка.
– Веселитесь, господа? – она была самой древней из всех собравшихся. – В мое время вы бы не то пели.
Сервант открыто поморщился – он терпеть ее не мог, особенно в тот момент, когда она вспоминала о времени Великой Крови.
– Вас давно бы уже сожгли или сбросали как ненужный хлам где-нибудь в Сибири. Жаль, что ваши хозяева не попали под могучую плетку, их бы раздавили как клопов или тараканов…
– Заткните ей чем-нибудь рот! – кресло закашлялось от негодования.
Недолго думая, табурет запустил в нее тапок, и трубка с грохотом полетела в грязный угол под молчаливым шкафом, где валялась одна позолоченная звезда с известной груди, резиновая печать и крохотный бюстик вождя.
– Вот так ложка дегтя портит бочку меда, – задумчиво произнес камин.
– А кто она? – поинтересовался осколок, не найдя аналогий в своем сознании.
– Это курительная трубка…
– Не будем о ней, – перебил сервант.
Снова подкралось молчание – каждый думал о своем.
Вдруг радиоприемник перехватил взгляд книжной полки, адресовавшийся явно не ему. «Почему она так смотрит на него? – сердце забилось у него в груди. – Что она нашла в этой бесформенной ржаво-железной массе?»
Его мысли прервал внезапный треск в углу – шкаф, охнув, навалился на стену – его ножки треснули и подломились.
– Ой, Господи, шкаф помирает!
Табурет подскочил к нему и попытался выровнять дряхлого старикашку. И когда тот плотно прижался к стене, табурет, смахнув капельки пота, вернулся на место.
– Немного ему осталось, – грустно сказал камин. – Хотя он и моложе кресла.