Она вдруг почувствовала на себе тяжеленное бремя ответственности за друга. Ей стало невыносимо больно, будто только что она отказали человеку в праве на жизнь.
Девочка плотно закрыла дверь в комнату и мельком глянула на ходики. Часы показывали пять минут третьего.
Валя бросила в рот кусочек хлеба и жадно стала жевать, к удивлению, не испытывая ни капельки долгожданного удовольствия от пищи. Она пыталась проглотить хлеб, но поперхнулась и рвотно закашлялась, разбрасывая крошки изо рта по комнате. От потери драгоценного обеда она разрыдалась огромными слезами и повалилась на кровать.
Ей виделись Сашкины впалые глаза, смирённые, безнадёжные и молящие о благодеянии. Это был её сосед, одноклассник и друг, а теперь никто – человек, который пришёл попросить часть её жизни, чтобы уменьшить её на час, на день. Но вместе с тем она испытывала к нему разрывающее сердце сочувствие и глубочайшее сострадание и сейчас мучительно жалела, что не поделилась с ним скудной едой.
Обтирая мокрые глаза и щёки кончиком шерстяного платка, она с болью сказала:
– Что я могу сделать?! Иначе не выживешь.
Девочка поднялась с постели и принялась тщательно осматривать пространство комнаты и собирать вылетевшие изо рта драгоценные крошки: на кровати, на полу, на стуле.
Валя вспоминала, как Саша всегда с удовольствием предлагал ей полакомиться мороженым, бутербродами; как он уговаривал учительницу посадить их вместе за одной партой; как защищал её от мальчишек, а когда они дразнились: «Жених и невеста, тили-тили тесто», Саша выступал вперёд и спокойно, как взрослый мужчина, отвечал: «И что, ну-ка скажите, что дальше?!»