Я был крайне небогат, о чем не совсем оправданно было бы поведать в кратком прологе данного повествования, совершенно одинок и с надеждой на лучшее упорно трудился в качестве редактора отдела прозы одного малоизвестного художественного журнала, чье название нет никакого смысла приводить ввиду его явного тождества с таким точным и малопривлекательным понятием, как – «информационный балласт».
Старинный маятник на стене показывал около двенадцати часов дня. Я сидел за своим рабочим столом и делал вид, что редактирую скучный и неинтересный рассказ неизвестного мне автора под названием «Нефтяные желуди». Стиль и сюжет меня нервировали до крайности и, если бы не категоричное указание главреда «довести» рассказ до более или менее «читабельного» вида, я бы с удовольствием вышвырнул его в окно. Окно, кстати, было широко раскрыто по случаю страшной предгрозовой духоты, царившей на улице. Духота эта насквозь была пропитана ядовитыми испарениями асфальта, плавившегося под лучами жаркого июньского солнца, несколько минут назад скрывшегося за серой облачной пеленой. Безусловно, что погода меня нервировала тоже. Собственно, в этот день меня нервировало абсолютно все. А особенно тридцатидвухлетняя дебелая корректорша Элька, сидевшая у противоположной стены кабинета прямо напротив меня. Так же, как и я, Элька делала вид, что занята своими прямыми профессиональными обязанностями, хотя на самом деле мысли ее витали Бог знает где. Как обычно, она пялилась на меня с бесконечно добрым и совершенно беззащитным выражением в зеленоватых выпуклых глазах. Природа создала корректоршу безнадежно непривлекательной, и она уже давно смирилась со столь печальным для нее обстоятельством. Самое плохое заключалось в том, что, кажется, ко мне корректорша уже не первый месяц испытывала серьезную симпатию, не умея и не пытаясь этого скрыть. А я ее за это ненавидел и мечтал о наступлении того дня, когда «рыжую дуру Эльку» наконец-то уволят за тупость и «несоответствие». Но, увы, дело свое корректорское она знала в совершенстве и мне волей-неволей приходилось терпеть ее постоянные неуклюжие попытки к ухаживанью. Как это происходило и сейчас…
Чтобы не встречаться с Элькиным наивно влюблённым взглядом, не видеть мелкую россыпь пота на ее низком лбу под густо напомаженной огненно-рыжей челкой и не поджимать невольно губы от навязчивого зрелища темных, потных же, пятен, проступающих под мышками несчастной девушки сквозь ситцевую ткань незатейливого платьица, я магнетизировал глазами стрелки на циферблате маятника, одною лишь силою взгляда пытаясь заставить бежать их быстрее, чем положено было по законам релятивисткой механики. Жрать хотелось невыносимо, и я чувствовал, что не выдержу и через минуту грубо нарушу трудовую дисциплину, бегом бросившись бежать из здания редакции за полчаса до начала обеденного перерыва в пивной бар через дорогу напротив, где не смогу не «засадить» кружку ледяного пива и проглотить, почти не жуя, две порции горячих свежих мантов, нафаршированных жирной и нежной молодой бараниной.