. И несколько моих сверстников, девочек и маленьких мальчиков, не отпраздновавших пока бар-мицву, приклеивались взглядами своих темных глаз к моим голубым, словно, вопреки утверждениям бабушки Софии, я действительно была диббуком, злым духом, изгоем. Бедой. Рейчел Абравейнел имела привычку выдирать мне волосы. Она крепко наматывала их на пальцы, а потом тянула, и я была вынуждена откидывать голову назад, чтобы не плакать и не привлекать внимания мужчин. А самой Рейчел, видимо, было безразлично, что мои волосы впивались ей в кончики пальцев и резали до крови. Наградой ей служила моя боль.
Через год, когда Рейчел умерла на корабле, по пути из Сардинии в Неаполь, сеньора Абравейнел рассказала моей маме, пока пыталась сбить ей лихорадку тряпкой, смоченной в морской воде, как сильно ее дочь любила меня. Прошло много лет, и мне наконец удалось решить эту загадку: иногда, подчиняясь странному желанию, мы причиняем боль тем, кого любим.
В общем, с самого начала я знала, что не такая, как все, и в месяце омер 5252 года, который христиане называют маем 1492-го, пришла к убеждению, что виновата во всех несчастьях евреев. Ночь выдалась жаркой, и я не могла уснуть. Окна моей комнаты выходили в центральный двор нашего дома в Толедо, откуда доносились, смешиваясь с журчанием воды в фонтане, голоса моих родителей.
– Нет! – внезапно воскликнула мама, и у меня по спине пробежал холодок страха, как в тот раз, когда маленький Хаим засунул мне за шиворот кусочек льда во время праздника пурим[3].
Не помню, чтобы мама прежде кричала. Даже если мы шалили, она всегда реагировала спокойно и разумно, словно заранее предвидела непослушание и уже придумала подходящее наказание. Кроме того, не гнев придал ее голосу резкость, а паника.
– Лия, будь разумна. Рядом с Эстер ты сможешь сойти за местную, оставайся здесь, пока я найду безопасное место и пришлю за тобой.
– Прости меня, Хаим, даже думать об этом не стану. Если мы должны уехать, то уедем вместе. И пойдем на риск вместе.
– Король и королева дали нам три месяца, до шавуота. До тех пор мы находимся под королевской защитой.
Мама резко рассмеялась.
– В таком случае до отъезда мы отпразднуем нашу пасху. Какая ирония.
– Это их пасха. Священное время. Может, у их величеств все-таки есть совесть.
Я уловила в отцовском голосе деловые нотки. Так он вел переговоры о займах с клиентами, которых считал надежными, но при этом все-таки оговаривал условия выплат, чтобы уменьшить свой риск.