— Это что такое? — спросил
я.
— Называй как хочешь. Биолокация,
радиэстезия… Да какая, собственно, разница, как назвать? Семен
Константинович читает газеты, ищет нечто странное. В этом он спец.
Тебя вот нашел. Ну так что, рассказывать будем, как все
было?
К горлу подкатил ком, а на глазах
выступили слезы. Ну разве я виноват, в самом деле, что начала
происходить это чертовщина?
Я посмотрел еще раз на молодого
незнакомца — этого, как его, Четкерова, — всхлипнул и начал
рассказывать:
— Не хотел я его убивать. Думал, ногу
сломает. Дома будет, перестанет ходить пить к другу
своему.
— Ясно, — выдохнул Павел Сергеевич. —
Семен Константинович, заполните рапорт, сославшись на первый
выплеск силы, трудности овладевания. Ну, вы знаете. Парнишка вполне
адекватный.
— А что теперь будет?
— Да много чего, — улыбнулся
черноволосый. — И давно с тобой это?
— Может, с месяц. Но я не замечал
сразу, а потом, когда…
— Понятно. Начал понимать, что это не
случайно.
— Ага.
— Августовский, значит, — как-то
одобрительно пробурчал старик, будто бы даже самому
себе.
— Хорошо, собирайся, — кивнул
Четкеров. — Из вещей брать белье, штаны, пару футболок, кофту
обязательно. Остальное выдадут.
— А куда меня теперь, в
тюрьму?
— И на Колыму, — улыбнулся
черноволосый. — Давай быстрее. Семен Константинович, обратно
вернемся — вы заявку на сопровождение подайте.
— Так все в оцеплении. Мощи же
привезли, — ответил старик.
— Вот ведь, — нахмурился черноволосый.
— Значит, придется самому. Хотя, так даже лучше. Максим, чего
стоишь, собирайся.
Сам он задумался лишь на мгновение,
посмотрев сначала на свои начищенные ботинки, а следом на наш
затертый линолеум. Обувь снимать брюнет не стал. Прошел прямо так,
одетый, в дальнюю, самую большую комнату, где спал отчим. Я
замешкался на несколько секунд, недоуменно глядя на старика, а
после рванул следом. Картина передо мной предстала довольно
странная.
Добудиться до дяди Коли, когда он был
«выпимши», — дело дохлое. Я знаю, не раз пробовал. Поэтому поза
отчима на диване меня довольно сильно смутила. Дядя Коля сидел на
смятом шерстяном пледе в клетку, будучи в весьма собранном
состоянии, точно его вызвали на работу и он попытался мгновенно
протрезветь с помощью марганцовки. Я, к сожалению, знал, как это
бывает.
Отчим вполне осознанно смотрел на
незнакомца. Если быть точнее, впился в него взглядом, ловя каждое
слово. Будто перед ним был как минимум божественный посланник,
несущий истину. Хотя брюнет говорил обычным, скучающим
голосом: