Я не понял.
– Ты что, запел?
– Запил, – ответ прозвучал как-то угрюмо, а это уже не вязалось с его обликом.
– Что-то случилось, Гер?
– Да так, ничего особенного. Жена ушла.
– Ты что?! Вот здорово! И моя, хоть и не жена, ушла! Ушла и телефон на мотоцикле увезла.
– Блин! А я думаю, кто это на меня орет? И музыка орет, и она орет. Или ревет?
Я готов был сделать и то и другое.
– Так орет или ревет? – Я еле сдерживался, чтоб не послать его подальше с его подшучиваниями.
– Нет, точно. – Он словно задумался, вспоминая. – Да, точно.
– Что «нет, да», точно?!
– А?! Ревет! Точно! В смысле как медведь, аж мурашки по коже. Слушай, Валя, – его тон изменился и стал чуть более серьезен, хотя и по-прежнему насмешлив, – я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. Твой трицикл стоит прямо передо мной.
Я не поверил своим ушам.
– Что?! Где?! В Амстердаме?!
– Ты иногда бываешь непроходимо, нет, сейчас… – он замолчал на мгновение, подыскивая слово, – вот, непереносимо туп! Ты думаешь, твоему мотоциклу будет легче найти меня в Голландии, чем мне твой дом в Москве? Я, по крайней мере, хоть адрес знаю.
– Да? – Я думал о Кэт.
– Что да?
– Поднимайся, – мне надо было отдышаться. Надо же, пригнала мотоцикл. А почему не сказала?! Не позвонила? И когда успела?
– Сейчас, только ключи выну.
– Она что, и ключи в замке оставила?
– Да. Ладно, не лопни, пока я не поднялся.
Пока Гера при помощи медленного лифта преодолевал 9 этажей, я смог успокоиться и перестать задавать себе вопросы про Кэт. Пригнала, потому что испугалась. И точка.
В прихожей громко прозвенело. Я быстро подошел к двери и открыл ее, не глядя в глазок. За дверью стоял Гера, ставший, кажется, еще больше.
– Войду или нет? – Он стоял возле двери шириной в метр и придуривался. Этот человек удивлял меня своей жизнерадостностью и жизнелюбием. Никогда не унывающий, никогда не стонущий, всегда по-умному циничный. Еврей, одним словом. Просто очень здоровый.
– Привет, входи.
Когда я закрывал дверь, то мой взгляд упал на дверь полковника. Странно, но я ничего не почувствовал, словно случившееся недавно было сценой из какого-то фильма.
После объятий и пожатий мы уселись в комнате, и я с наслаждением затянулся настоящим «Парламентом». Периодически вставляя едкие реплики в мой короткий рассказ о том, как меня кинули, Гера сделал вдумчивое лицо и, собрав крупные морщины, изрек: