– А тебе что за дело, к ментам пойдешь? – его ироничный тон определённо напряг меня, он мне не верил, или ему было безразлично. – Не переживай, тебя и так пригласят на опознание моего трупа.
Отец рассмеялся.
– Исход битвы никогда не известен заранее, независимо от количества участвующих с той или другой стороны. Все зависит от тактики.
– Что ты придумаешь? Какую такую тактику? Может, морду им набьешь? Ты! Вот потеха-то будет! Посмотрю я, как ты с ними справишься! Ты же слабак! Хилый жалкий слабак, да тебя любой с одного удара уложит!
Я выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью, упал на кровать, не раздеваясь, и зарыдал. Мне было безумно себя жалко, и отца тоже жалко и очень стыдно, что я так нагрубил ему, сказал такие гадости, а потом так в одежде и уснул. Мне снилась мама. Она сидела рядом на кровати и улыбалась. Я даже не понял, что это был сон, настолько мама была реальна. Она наклонилась, поцеловала меня, а затем погладила по голове и сказала: «Спи, мой сыночек. Папа тебе поможет». И там, в этом полусне, полуяви, я вдруг понял, что уже почти забыл ее голос, и вдруг он прозвучал так отчетливо и спокойно, и мне стало легко и хорошо, и там, во сне, я ей поверил и впал в забытье.
Час икс был назначен на вечер субботы. В пятницу Исмаил подошел ко мне и сказал.
– Завтра на пустыре, что на востоке за городом, в 5, понял? А не придешь, мы и тебя, и папашу твоего, и сеструху твою того. Понял?
Я молча смотрел на Исмаила и ничего не отвечал.
– Так ты понял?
Я видел, как сжались его кулаки, как он хотел меня ударить, но, видимо, было не позволено. А я молчал и ничего не отвечал.
– Так ты, гнида, понял? В последний раз спрашиваю?
Я упрямо не говорил ни слова и смотрел Исмаилу прямо в глаза, как любил делать Бешеный. Я видел, что он нервничает и злится.
– Я тебя, тварь бл… я, еще раз спрашиваю, понял ты или нет? – теперь он уже почти кричал.
– Ты уж спросил в последний раз, а это после последнего, – ответил я и пошел прочь.
Но Исмаил догнал меня и схватил за рукав.
– Ты понял.
В ту ночь я не спал ни секунды. Поначалу просто не мог, а потом уже не хотел. Быть может это была последняя ночь в моей жизни, а я ее просплю. Я открыл окно, сел на подоконник, свесив ноги на улицу, и посмотрел на небо. Оно было чистым, без единого облака. Кое-где были видны звезды, и даже Большая Медведица бледно вырисовывалась на городском небосклоне, если приглядеться. В какой-то момент открылось соседнее окно в комнате отца, и я почувствовал запах табака и понял, что он не спит. За окном был май, где-то далеко пели птицы, и теплый ветер доносил дурманящий дух цветущей черемухи. Учебный год подходил к концу, и я почти выправился, во всяком случае по физике и математике имел твердые четверки, а по химии даже 5. Все как-то начинало налаживаться, и вдруг так не кстати мне предстояло завтра умирать. А может убежать? Куда? Что я буду делать? Да и бежать, как последний трус, я не мог. Смерть так смерть. Я подумал об отце, бабушке, сестренке. Мне стало невыносимо всех жалко. Как справятся они с еще одной смертью, когда та, мамина, еще не успела забыться? Наверное, я виноват перед ними. Очень виноват, но теперь уже ничего не изменишь. Я тихонько прокрался на кухню и поставил на плиту чайник. Неожиданно вошел отец: