Снимать штаны и бегать - страница 30

Шрифт
Интервал


Василий не был обременен узами брака. Кочевой образ жизни, к которому обязывала профессия разъездного политконсультанта, так же дал ему определенную закалку перед приметами подобного рода. Но к незнакомым цветам на обоях Василий интуитивно относился с опаской. Он осторожно пошевелился и понял, что лежит в одежде на каком-то скрипучем ложе. Василий напряг память, но она оказалась плохой помощницей. Она подсовывала яркие виды прогулки по округу Харитона Ильича, чуть более смазанную картину знакомства с дядей Пёдыром и совместного распития чего-то относительно-спиртного в подсобке клуба, пахнущей масляными красками, старым кумачом и плесенью. Потом – густой рябинник, лестница, вымощенная могильными плитами. И растрепанная галка (совсем уж расплывчато, будто в сумерках). Ее со своего пути он прогонял, размахивая рябиновой веткой и топая по могильным плитам ногами. И все. Дальше память предательски молчала, категорически отказываясь объяснять незнакомые цветы на обоях.

Василий осторожно повернулся на другой бок. Старые пружины злорадно заскрипели, демаскируя любое его передвижение. Испуганно замерев, Василий попытался провести рекогносцировку на местности.

Комната, где он находился, была очень маленькой, но могла показаться огромной – стены и потолок терялись в неярком свете свечей. Черный гигантский комод и еще какая-то резная мебель, наполовину задернутая темными чехлами, бросали размытые тени куда-то в бесконечность. Свечей, как успел сосчитать Василий, было шесть. Они размещались в зеленом от времени канделябре и горели бесшумно, не мигая и не подрагивая пламенем, будто не горели вовсе, а застыли на картине, нарисованной очень мрачным художником. Так же молчали гигантские маятниковые часы у стены. Витые стрелки замерли, показывая без четверти полночь.

Вместе с тем, мрачная комната с ее полумраком и безмолвием, внушила Василию не ужас, а необъяснимое чувство умиротворения и даже некоторого уюта. Причиной этого неожиданного ощущения была девушка. Она неподвижно сидела в кресле-качалке, закутавшись в вязанную кружевную шаль с кистями. Ее тонкие пальцы держали какую-то переплетенную кожей книжицу. Глаза на бледном лице казались испуганными, но в то же самое время смотрели на Василия доверчиво, как будто знали – в мире не бывает зла. Девушка застенчиво улыбалась. Василий мучительно думал, с чего начать разговор.