Два белых остроконечных камня на
горе, поставленные один выше другого, указывают судам створ, по
которому они должны входить в гавань в узком проходе, между
Тигровым хвостом и Золотой горой.
Вошли в гавань и оказались в
скоплении различных судов. На пароходах под разными флагами стучат
и визжат лебедки, кричат на разных языках матросы. Вот китайцы на
расписной джонке дружно поднимают рыжий промасленный парус, и с
каждым рывком хором вскрикивают. От западной стороны гавани,
где, по словам Морозова, находится пристань морского пароходства и
вокзал строящейся Манчжурской железной дороги, доносится лязг
стукающихся вагонов и свистки паровозов. Шум и разноголосый гам
стоит над гаванью.
«Здравствуй, Порт-Артур, город
русской боевой славы. Надеюсь, в этом мире ты не сдашься. А я тебе
помогу. За четыре года, если с умом взяться, можно многое успеть»,
- с этими мыслями я по совету капитана Морозова отправился в каюту
надевать парадный мундир. Виталий Викентьевич пообещал провести
экскурсию по городу и тем местам, где русские офицеры могут
замечательно и экзотично отдохнуть. Стоянка парохода в Порт-Артуре
была рассчитана на три дня. Большое количество груза надо было
выгрузить и загрузить.
Я стоял перед трапом, ожидая
Морозова. «Парадная форма офицера Генерального штаба явно не для
этого климата. Жарковато, быстрее бы в какую-нибудь тень нырнуть. А
ведь только тридцатое мая. Что же будет дальше», - лениво текли
мысли в моей голове.
- Тимофей Васильевич, извините,
несколько задержался. Собирал вещи, - услышал я за спиной
голос Виталия Викентьевича и развернулся к нему.
Надо было видеть лицо Морозова. Всё
время, как капитан стал пассажиром парохода в Шанхае, он видел меня
только в лёгком белом мундире, который я специально захватил в
дорогу, предполагая жару в пути. Наград я на нём не носил, поэтому
при нашем знакомстве, Морозов, который был старше меня лет на
шесть, и четыре года назад закончил Николаевскую академию, по своей
воле взял надо мною шефство, знакомя со спецификой службы на
Квантуне и на Дальнем Востоке. С учётом его любви к разговору, о
себе я Морозову практически ничего за полтора суток не успел
рассказать.
- Да… Это… Как же… У нас же войны-то
давно не было… Тимофей Васильевич, а где вы «клюкву» и Георгия
заслужили? – промямлил капитан, удивлённо разведя руками. На его
мундире не было ни одной награды.