!
Геренний Потент поиграл желваками, поскрипел и поскрежетал зубами и дерзнул в гордыне своей без дозволения подняться на ноги во весь рост (на миг подумал, что терять ему больше нечего, раз отняли знающего его тайну раба).
*****
Четыре внимательных глаза двух мужчин, стоявших теперь по одну сторону баррикад, недоумённо уткнулись в лицо, возможно, уже бывшего сенатора из древнего племени самнитов. Словно чего-то ожидали от самовлюблённого аристократа-недоумка. Наконец Потент что-то сообразил, надумал и решился.
– О! Это существенно меняет дело! Приветствую тебя, партнёр! – через силу поклонился Дионисию сенатор, его губы пытались простодушно без двойного смысла, замысла и умысла улыбнуться, но их уголки нервически метались то вверх, то вниз, то вправо, то влево, то вовсе по какой-то замысловатой и понятной лишь профессиональным геометрам траектории.
– Хочешь идти на смерть, так иди! Тебя никто не держит! А не хочешь, так всё равно иди! – сардонически ухмыляясь, отреагировал Дионисий, словно оскорбившись, и фыркнул. – Какой ты мне нынче партнер?! Ты опоздал запартнёриться. О том, чтобы подстелить соломку, раньше надо было думать и на мои предложения соглашаться. Нынче ты – раб… пока Божий… но есть шанс, что станешь моим, если тебя помилую… помилуют… если тебя наш государь помилует. Где располагается твоё место в курии Юлия и под каким порядковым номером? И есть ли у тебя именное в Колизее? Мне к завтрашнему утру надо знать это в точности! К выходу в свет мне следует загодя подготовиться!
– Это ещё зачем? – заподозрил неладное сенатор, до которого смысл сказанного всё ещё не дошёл.
Но бывшему беглому рабу, а ныне фавориту римского императора ответить было не суждено – не дали. Глядя в глаза Гереннию Потенту, но тыкнув пальцем в грудь Дионисия, император властно резанул:
– Я снимаю с тебя статус сенатора, и отдаю в распоряжение этому… доброму и человеколюбивому господину!
– Это меня в рабство, что ли? – округлились глаза Потента. – В рабство к моему безродному рабу?
– Да хоть и туда! Вернее, сюда! Ко мне! – обрадовался араб Дионисий, опередив в реакции императора. – Ко мне, мой пёс шелудивый! К ноге!
«Пёс шелудивый» не шелохнулся. Но по его лицу читалось, что он возражает и что с консолидированным мнением римского императора и араба Дионисия в корне не согласен.