– Взять его! Ату его! – вскричал Филипп, обдавая негодующим взглядом Геренния Потента и грозно затопал по термальному камню голыми пятками. – Арестовать бывшего сенатора! Произвести обыск в его доме! Изъять всё найденное в державную собственность! Доставить мощи Ромула в мою резиденцию!.. Завтра укажу, куда конкретно!.. Что значит, куда доставить сегодня? Сегодня туда, где я буду ночевать после принятия бани!
Когда скрученного в три погибели и повязанного верёвками арестанта уводили из тепидария, мысль императора всполошилась и забарахлила фундаментально: как не остановить бегущего бизона, так не остановить поющего Кобзона. Зычным, но уже хриплым, пусть и не осипшим голосом Филипп в оба своих лёгких проревел:
– Ни в коем случае не забыть и о Модестине Гереннии, бывшем префекте вигилов! Непременно разыскать и его! Эх! Неужели все Гереннии такие, как эти двое… ну, как Потент и Модестин?! Неужели? Неужели в самом деле пронеслись вокруг метели? Не быть этим негодяям и всему их змеиному роду рядом со мной! Да у них там заговор, у всего этого осрамившегося клана самнитов Геренниев! Возомнили о себе! Гордыня их и погубила! Теперь не отмолят свои грехи! Не успеют! Пусть на том свете каются!
Когда Дионисий и директор бань покидали тепидарий, новоявленный араб-аристократ по-заговорщицки подтолкнул локтем своего подельника, подмигнул и зашептал ему прямо в ушную раковину:
– Половина моего сегодняшнего дохода – твоя! Всё строго и согласно нашей негласной договорённости! Слово не купца, но римского сенатора! Si vir dixit, fecit! Пацан сказал – пацан сделает!
У шефа заведения от радости в зобу дыханье спёрло, ибо, увидев и осознав, в какие недосягаемые верха прямо на его глазах взлетел Дионисий, на гонорар он уже не рассчитывал и не чаял, что условия устного контракта вообще будут соблюдены.
Дионисий же безгранично верил в опыт, сын ошибок трудных, и уважал эксперимент.
*****
…В эту же ночь, каким-то чудесным образом прознав об опале целого рода, добрая половина римских Геренниев сменила свои номены и отреклась от родового имени древнего италийского народа самнитов, некогда вместе со всеми прочими племенами перемолотого, как мука, в единый римский этнос. А половина из отрекшейся половины категорически потребовала от всех своих друзей и знакомых, чтобы впредь их считали не только коренными римлянами, но и исконными арабами. И подали об этом в имперскую канцелярию челобитные-прошения.