Неужели надо было сказать ему в ответ, что он считает бомбардировку Дрездена союзниками варварством?
За те годы, что он здесь, немцы (прежде всего западные), с которыми доводилось общаться Борису так или иначе сообщали ему о том, что их родители (дедушки, бабушки, дедушки, бабушки их жен) помогали евреям в те самые времена. Послушать их, так Германия была населена одними антифашистами. Хотя, конечно, Борис ценил благой порыв. Только для многих из них это было всего лишь порывом к успокоенной совести.
И в то же время не поворачивается язык сказать им, по какой программе он приехал, то есть что живет на пособие, стало быть, за их счет.
Что ж, пособие так пособие. Он приехал сюда, стилем сказать, «ни на что не надеясь, ничего не прося» (точнее, почти ничего не прося) и не слишком расстроился, когда вместо заявленного им Баден-Вюртемберга его определили сюда, да и то не сразу. Но вот не получилось у него с пособием. Раз в три месяца объяснять чиновнику, почему не нашел работу. Делать вид, что не замечает вежливого презрения, исходящего от этого клерка.
Тот уровень языка, которого он с колоссальным трудом сумел, наконец, достичь (ну не дал ему Господь ничего, что можно было хоть как-то принять за лингвистические склонности!) не позволял рассчитывать ни на что, кроме этого его супермаркета и ни о каком чтении лекций на немецком нельзя было и мечтать.
В зале русского культурного центра сидело человек восемь. Впрочем, как и всегда на его лекциях. Борис привык. Для него это кворум. Старички-завсегдатаи. Но он видит и пару новеньких. Получается, это уже успех?
В первой части лекции Борис говорит об истории онтологии: откровения человеческого духа в попытке постичь Бытие, постичь ли, создать, выхватить его истину, сущность, смысл, и тупики этого духа, ловушки, подстроенные им для самого себя… И озарения, прорывы… Рассказать так, чтобы увлечь неподготовленную аудиторию, втянуть в этот свой поиск, подчинить своей страсти. «Мы только с голоса поймем, что там царапалось, боролось».
Два старичка заснули. Поначалу такие вещи оскорбляли Бориса до глубины, но он быстро привык.
«Бытие – на самом-то деле у него нет оснований, чтоб быть (все основания довольно условны, может, даже вдогонку). Но оно есть. Потому что Бытие и Ничто есть одно? Но есть ли само Ничто? Может, лишь только ничто, пустота, прочерк – и всё это с маленькой буквы. То есть, нет ни Бытия, ни Ничто – могло быть так. Но они