Он что, полагал, я его не узнаю?
– Желаю радоваться, дитя, – раздался из-за капюшона его голос.
Да что это с ним такое? Почему он говорит так важно и высокопарно? Почему не встанет, не скинет капюшон, не обнимет меня? Оказывается, до сих пор я и не подозревала, что пришла сюда вовсе не за ключом для Блуждающей, а для встречи с ним.
– Для чего ты прибыла в Орден?
Он ждал от меня ответа, но так и не дождался. Сказал невыразимо патетическим тоном:
– Многие паломники ищут в недрах первопещеры, как мы называем эти священные коридоры, мудрость и ум. Кто-то приходит, ведомый тщеславием. А иные желают получить все богатства мира, обретя власть над вещами, в коих заключена частица волшебства Святого Улии. Я не знаю, что привело сюда тебя и твоих спутников. Надеюсь, цель ваших поисков достойна и высока.
Он снова помочал. Спросил с едва уловимым раздражением:
– Так ответь же, дитя, что нужно тебе в Ордене? Расскажи, какова истинная цель твоего пребывания здесь.
Молчать дольше становилось невозможно.
– Встретиться с тобой, – просто сказала я.
Из-под капюшона блеснули глаза, в которых читалось любопытство.
– Вот как?
– Как зовут вас, Прелат? – спросила я дрожащим голосом, не в силах больше сдерживать волнение. – Как звали вас, когда вы жили в столице? Вы ведь жили в Ойлине, верно?
Он молчал. То ли посчитал мои вопросы дерзостью, то ли раздумывал, как лучше ответить, не выдав свое инкогнито.
И почему они окружают себя такими слоями тайны и загадочности?
Он все еще молчал. Тогда заговорила я:
– Вас звали мист Дарц Сольгон-тонс, не так ли? Или вы забыли свое настоящее имя?
Он молчал. И даже глаза перестали блестеть из-под капюшона.
– Странно, что вы называете меня «дитя». Ведь и у меня есть имя. Знаете, как меня зовут? Мирохарда Юргрия Сольгон-тонс.
Мужчина вздрогнул. Сказал тихо:
– Если бы у меня была дочь, я назвал бы ее Мирохардой… Как жаль, что у меня нет дочери.
– У тебя есть дочь! – закричала я. – Папа, у тебя есть дочь! Это я!
Сердце мое рвалось к нему. Встать, подбежать и обнять – вот что хотелось мне больше всего. После того, как я увидела морок там, в крошечной комнате позади кабинета Макер-тота, это было самым заветным желанием. До сего мига я считала его невыполнимым.
Он откинул капюшон.
Все в моей душе перевернулось.
Я помнила эти глаза, и это выражение лица – бесконечное удивление, которое появлялось после каждой его поездки. Папа стоял на пороге, в своей вкусно пахнущей летной форме, со стрекозиными очками на лбу, а я неслась ему навстречу и, добежав, подпрыгивала и повисала в его сильных руках. Он целовал меня, ставил на пол и смотрел вот так же, удивленно, приговаривая: