Гул сосен и тихий шёпот лесного родничка убаюкал её…
***
– Спасибо вам, тётя Стася, большое. Если бы не вы, что со мной было бы? Страшно подумать. А решила я всё-таки ехать в Ленинград. Не останусь тут. Вы уж простите меня. Как только приеду – вышлю деньги за билет. Писать буду обязательно. Никогда не забуду, что вы для меня сделали.
– Да что я такое сделала, дочка? Привела домой, накормила, напоила, спать уложила. На улице одну не оставила. Денег на дорогу дала. Так ведь каждый так мог поступить.
– Каждый… да не поступил, а совсем даже наоборот.
Снова увидела дядьку-проводника – потного, всклокоченного – слюнявый его рот и смрад… из этого рта…
– Вы же всё знаете…
– Ладно, ладно. Езжай. Только на мать сильно-то не обижайся – кажный человек любит по-своему, и любовь свою проявляет по-разному.
…Тётка Стася стояла на перроне, прикрываясь от солнца сильной загорелой рукой, и смотрела вслед уходившему к горизонту поезду.
«Будь счастлива, девочка…»
В Ленинград.
Дверь купе поползла в сторону, и на пороге появилась миловидная темноволосая женщина с большими карими глазами, глядевшими на мир с некоторой грустинкой.
У неё за спиной маячил мужчина, чуть ниже ростом, полноватый, рыжеволосый и светлокожий.
Оба остановились в дверях, и женщина воскликнула:
– Вот и наша попутчица! А мы уже с Женей решили, что никого у нас в купе до самого Ленинграда не будет.
– Извините, если нарушила своим приходом ваш покой. В Поречье только купейные билеты до Ленинграда были.
– Да что вы! – вступил в разговор мужчина, подталкивая женщину в купе и с интересом разглядывая Милу. От этого взгляда ей стало немного неуютно, но она отмахнулась от этого ощущения и улыбнулась ему. А мужчина продолжал:
– Нам, наоборот, как раз только приятно. Скучно, знаете ли, вдвоём сидеть в купе до самого Ленинграда. Вы, я понял, до конечной остановки?
– Да, до Ленинграда.
– Вот и замечательно! Будем лимонады пить и разговоры разговаривать. А мы в ресторан ходили. Ничего там нет! Вот только лимонадов и купили. – Он бесхитростно улыбнулся.
Женщина согласно кивнула, а печаль в её глазах проявилась ещё больше. Она села на нижнюю полку напротив, рядом присел мужчина. Вблизи он выглядел моложе своей жены, возможно, из-за обилия веснушек на лице и руках, и белёсых, совсем белёсых ресниц и таких же бровей. Небольшие глаза его, светло-голубые, с яркими черными зрачками, влажно блестели и всё так же с интересом осматривали, именно – осматривали Милу.