Николай вышел в тамбур.
Мужика-спасителя там уже не было. Только остатки папиросного дыма размыто витали в воздухе.
***
«Ваниль! Ватрушки! Мамуля».
Николай, не открывая глаз, потянул носом воздух.
«Мои любимые!»
Он, всё ещё нехотя, открыл один глаз, потом другой.
Интересно, сколько сейчас времени?
Солнечные лучики гуляли по комнате, преломляясь в висевшем на стене зеркале и весело отражаясь на стенах комнаты и потолке.
Николай сел и спустил ноги на пол. Прислушался. Из-за двери доносились неясные голоса мамы и отца. Мама что-то быстро говорила, а отец гудел приглушённым басом в ответ.
Николай знал, чем недоволен отец.
…Он был совсем неплохим сыном и курсантом, и маме редко приходилось за него отдуваться перед отцом. Но на четвёртом курсе училища кое-что произошло, и маме стало тяжелее выгораживать его. И дело было совсем не в том, что он стал плохим сыном, или перестал хорошо учиться. Нет. Он просто… Он влюбился. По-настоящему влюбился… Нет-нет, он давно был в неё влюблён! Ему даже казалось, что это чувство и есть любовь! Однако то, что он начал испытывать в этот год, было чем-то совсем иным… Редкие встречи с Ленкой и недолгие прогулки с ней по парку вдруг перестали устраивать его, ему все больше, все чаще и все дольше хотелось видеть её, даже не так – он начал непрестанно думать о ней и хотеть видеть её… – и он начал бегать в самоволки. Скрывать это долго было невозможно – отец, конечно, узнал обо всем – как-никак заместитель начальника училища. Начались постоянные разборки его поведения дома, но мама горой встала за сына и оправдывала его, напоминая мужу о его собственных проделках ради встреч с ней в их молодости: курсантом он точно так же бегал в самоволки на свидания к ней. Отец на это только мотал головой, краснел и ненадолго умолкал, поджимая губы – возразить ему было на это нечего. Но в результате, каждый очередной такой раз он все же грозил, что это первый и последний раз, когда он закрывает глаза на проделки сына. Этим всё пока и заканчивалось.
Основное, конечно, что спасало Николая от гнева отца и принятия им в отношении сына надлежащих воспитательных мер, была отличная его учёба. Он шёл на «красный» диплом. А мама мечтала о том, чтобы сына после выпуска оставили проходить службу в училище.
Сын был единственный, долгожданный и выстраданный ею в тяжелых родах. В нём сосредотачивалась теперь вся её жизнь. Никогда она не работала ни одного дня: сначала гарнизоны и забота о муже, потом рождение долгожданного сына – вся её жизнь была в них одних, а сын… – сын был её светом в окошке. …Когда мужу предложили преподавательскую должность в Ленинграде, да ещё дали квартиру, она наивно решила, что – вот оно, счастье, – и что теперь всё самое тяжёлое в её жизни закончилось.