Приём сработал; мальчик замер, и Люси тут же разжала руки.
Не оглядываясь на мать, малыш обошёл стол и, приблизившись к Альберто, погладил вырывающуюся девочку по спинке.
Гонзалес тоже отпустил ребёнка, и она, рыдая, обхватила Даниеля, едва не опрокинув.
– Я дам тебе бвинтики, – бормотал мальчик. – Вивасту, и дам тебе бвинтики.
– А я выласту, – оттерев слёзы, Энн повернулась к Альберто. – И всё маме сказу!
– Так это ведь мама-то и не разрешает тебе есть блинчики! – не удержалась Люси Гонзалес, бывшая Бренда.
Девочка перевела на неё свои огромные, в пол-лица, синие глазищи.
– Ты -длянь, – заявила она безапелляционным тоном.
Взяв Даниеля за руку, она спокойно позволила увести их в дом.
«Лучше не идти за ними,» решила Люси, начиная наводить порядок. «Утро вечера мудренее. Ах, Дэн, Дэн… Да, не лёгкая борьба мне предстоит за твоё сердце и душу. Но я не сдамся, да поможет мне Бог!»
* * * * *
«Ничего, не я один,» сам себе оправдывался Орлов; пара сельчан уже начали выяснять что-то, толкаясь как настоящие петухи, но парни, следившие за порядком, тут же развели их в стороны.
Один просто ругался – его вежливенько проводили к столам, а второго, «оказавшего сопротивление» передали дежурным милиционерам.
«Вот и правильно.» Глеб помогал передвигать столы и перетаскивать котлы с одуряюще пахнущей картошкой.
Ему мучительно хотелось что-либо проглотить, но даже щепотка ухваченной квашенной капусты застряла в горле.
Он всё-таки сумел сдержаться, хотя бы отойти в сторону.
Не человек, он буквально физически видел, как взбунтовавшийся организм требует «продолжения банкета»», посылая лживый сигнал: «хочу есть и пить».
Голодная злоба заглушала разум, словно при заболевании настоящим бешенством.
Совершенно отчаявшись, Глеб едва добрался до края стадиона на границе с общедеревенским лугом. Цепляясь одной рукой за столб-указатель, в зимнее время служивший вехой, он, другой рукой достал мобильник.
Ему пришлось истратить остатки Энергетики, но он смог нажать кнопку.
– Я выпил, – простонал он, сползая на землю.