Дождавшись момента, когда Джонсон отвернулся, чтобы взять со
стеллажа очередной инструмент, Патрик резко подтянулся на руках,
буквально выбросив свое тело вверх. Потом толкнул вперед и вверх
скованные руки. Цепь кандалов соскочила с крюка, и освободившийся
пленник приземлился на земляной пол кузницы.
Мгновение, и правая рука скользнула ко шву штанов, в котором
уютно скрывалась спица из упругой стали. Пальцы ухватили стальную
бусинку и за нее потянули спицу наружу. До плантатора всего лишь
пара шагов. Чтобы нанести удар, достаточно сделать и один. Он
уверенно выбросил руку с зажатой спицей вперед, метя в сердце.
Патрик был хорошим фехтовальщиком, а Сергей Федорович отличным
хирургом...
Джонсон отчетливо услышал непонятные звуки и звон цепей. Как
расслышал и приземление Патрика. Мысль о неправильности
происходящего прострелила его сознание, и он резко обернулся к
пленнику. Его подвело то, что зная все о находящихся здесь орудиях
пыток, сам он ими никогда не пользовался. Поэтому, увидев обретшего
относительную свободу пленника, плантатор выронил один из пыточных
крюков, вместо того, чтобы использовать его в качестве оружия, и
потянул из ножен шпагу.
Поздно. Его сердце буквально взорвалось от резкой боли, а
дыхание невольно зашлось. Стальное жало какое-то время еще
поворочалось внутри, вызывая очередные спазмы боли, и, наконец,
покинуло тело. Вот только боль так никуда и не делась. А еще, не
было никакой возможности вздохнуть. И кричать он также не мог.
Снедаемый невыносимой болью, он с недоумением смотрел на своего
врага, рука которого на этот раз была необычайно точной. Потом он
завалился набок со все так же широко раскрытыми глазами.
Дело сделано. Патрик быстро отбросил спицу в дальний угол
кузницы. Бог даст, потом разыщет. А сейчас возвращать ее на место
нет времени, потому как дело это непростое и кропотливое. Подойдя к
крюку, он встал к нему спиной и подняв руки подпрыгнул вверх и
назад. Ч-черт, как больно! Ощущение такое, что ему едва не оторвало
кисти рук. Взгляд на них. Так и есть, рассадил в кровь. Ну хотя бы
вены целы, и то радует.
Раб
– Нет. Нет! Отпусти! Скотина!
В ответ на крик, граничащий с истерикой, раздался только
издевательский хохот, поддержанный еще парой голосов.
– Да не сопротивляйся ты, Лиз. Все одно эта обезьяна получит
свое. А так ты их только подзадориваешь, – раздался усталый и
равнодушный женский голос.