– Вот это алчность! – сердито шепнула я. – Он заставит их оплатить даже булыжники под ногами.
– Зато Александрия останется невредимой. Мусейон, Библиотека…
– Ради кого? Ради чего? Эти римляне даже не говорят по-гречески!
Человеческая масса у наших ног ликовала. Даже те, кому предстояло внести в казну Цезаря две трети стоимости своих поместий, чтобы сохранить за собой то, что и так принадлежало им по праву.
Октавиан спустился с помоста, и жители Александрии, расступившись, незамедлительно расчистили перед ним дорогу.
– За мной! – грубо бросил Агриппа.
А мне еще раз подумалось: может, настало время? Может, сейчас кто-нибудь рискнет напасть на Октавиана? Отец не задумываясь отдал бы жизнь за такую попытку. Но мы беспрепятственно шли вперед среди полной тишины; перепуганные люди боялись даже пошевелиться. Заплакал чей-то младенец, и тут же в толпе кто-то крикнул:
– Да здравствует Цезарь!
Когда мы ступили на улицу, накидка Октавиана громко захлопала на ветру; захватчик был жив и здоров. Никто не пожертвовал жизнью во имя нашей мамы. При этой мысли к горлу подкатила горькая желчь. На обратном пути ко дворцу я так ослабела, что почти не держала Птолемея за руку.
Низкорослый Октавиан шагал по улицам города с уверенностью, не страшась и не огибая темных закоулков. Правда, его окружали сорок солдат, чьи доспехи блестели даже под лунным светом.
– Я ничего не забыл?
– Нет, – заверил его Агриппа. – Это вы правильно решили – не трогать храмы. Жрецы не станут подстрекать народ к мятежу.
– А сами горожане?
– Вас называют царем, – ответил Юба. – Уверен, у них найдутся таланты для выкупа собственных поместий.
Октавиан улыбнулся, однако при виде дворца почему-то сбавил шаг. Во внутреннем дворе голосила женщина. Она побежала прямо на нас, и сорок солдат поспешили сомкнуть щиты.
– Цезарь! – кричала она. – Цезарь, произошло ужасное!
– Евфимия! – воскликнула я, разглядев лицо женщины в просвете между щитами.
– Царевна, скорее! Ваша мать умирает!
Агриппа с Октавианом переглянулись. Солдаты не тронули нас, когда мы с Александром и Птолемеем бросились во дворец. Не помню, устремился ли кто-нибудь следом, были мы в одиночестве или же в окружении сотен людей, когда прибежали к открытым дверям материнской спальни.
– Уйдите прочь! – приказал Александр слугам. – Прочь!