– Отец много раз водил меня туда, показывал Тарпейскую скалу. С ее вершины сбрасывают преступников, которых нельзя использовать в Амфитеатре.
– Твой отец еще жив? – тихо спросила я.
– Нет. Умер десять лет назад. А через несколько месяцев Октавиан велел моей матери выйти за Марка Антония.
Кровь прилила к моим щекам при мысли о том, что всего лишь через пять лет супружеской жизни Октавия была оставлена ради Клеопатры, давшей нам с Александром жизнь. Интересно все-таки знать, кто же отец Марцелла.
– Значит, у твоей матери трое детей, – продолжала я.
– Пятеро. Было еще две дочери от первого мужа, но их пришлось отослать перед свадьбой.
– Зачем? – удивилась я.
– Так положено женщине, которая заключает новый брак.
У меня округлились глаза.
– Отказываться от родных детей?
– Если это девочки. Вот почему мама не хочет больше замуж.
Я представила, как отец принимает в свой дом Октавию, но не пускает на порог двух маленьких девочек, приникнувших к ней в испуге. Папа всегда был нежен со мной, хотя мы редко бывали вместе… Внезапно меня обуял непреодолимый страх перед Римом с его грязными улицами, кровожадными казнями, а больше всего – перед женщиной, которую отец оставил ради нашей мамы. Каково-то будет жить с ней под одной крышей?
Тем временем мы проезжали форум, где тысячами продавали рабов. Большинство из них были светловолосы и голубоглазы.
– Германцы и галлы, – пояснил Марцелл и, заметив мой взгляд, покачал головой: – Премерзкое зрелище.
Процессия под грохот колес катилась дальше; я видела, как сгорают от стыда девушки, которых будущие хозяева похотливо щупают за обнаженные груди, а брат закрыл рот ладонью при виде взрослых мужчин с отрезанными яичками.
– Евнухи, – сердито бросил наш спутник. – Некоторым они больше по вкусу, поэтому ценятся выше. Лучше пока не смотрите.
Да там и не на что было смотреть, кроме тощих бродячих собак, суетливых торгашей и непристойных мозаик, изображающих мужчин и женщин в различных позах.
– Не самая приятная часть города. – Молодой человек задернул занавеску и откинулся на сиденье. – Ничего, скоро появится храм Юпитера; оттуда рукой подать до верхушки Палатина, и мы наконец будем дома.
«Ты будешь дома, – подумалось мне. – Мы – только пленники, ожидающие триумфа Цезаря».
Брат потянулся и взял меня за руку. Тут снаружи послышались громкие голоса, и Марцеллу снова пришлось отдернуть занавеску: дорога кишела просителями, которых разгоняли солдаты.