После ожога, полученного на пожаре, рука не давала никаких поводов беспокоиться. Даже волосы не обгорели. Только слегка посинел мизинец. «Должно быть ударил обо что-нибудь» – подумал он. Чрез неделю посинел еще один палец. Мизинец же стал серым – сине-серым. Он не болел, ни чесался, ни щипал, ни немел. Вся чувствительность сохранялась, просто стал цветом как цемент. Как в краску макнули. Еще через неделю вся рука стала серой. Серый цвет не беспокоил, но был страх, не болезнь ли это. Карл пытался и мыть руку водой, протирать виски и примочками. Распаривал и даже бил ее, ожидая появления синяков или красноты. Только серый, неизменный серый цвет. Как не боялся врачей, но ничего не поделаешь, страх неизвестной болезни пересилил, придется идти в больницу.
– Доктор, с моей рукой что-то не ладное, вроде обжег, но не больно и самого ожога нет, разве сирый цвет. Не жара, ни ломоты, просто как в сажу печную макнул.
– Странно, странно, при каких обстоятельствах, Голубчик, как вам кажется, вы обожглись?
– Да черт меня дернул в пламя странное – фиолетовое руку сунуть, а огонь-то и не огонь, свет идет, а жара от него нет. На следующий день рука возьми и посерей, засерей, тьфу ты, серой стань.
– Странно, странно, выпивали?
– Доктор, я на работе завсегда выпиваю и что ж с того, раньше ничего подобного не было. Мы все пойло в одном кабаке покупаем, никто не отравился.
– Странно, ничем, Голубчик наука помочь не может. Вам к другим специалистам надо показаться, так сказать высшей инстанции и красноречиво ткнул пальцем в потолок.
Карл посмотрел на белый палец доктора, указывающий в грязный с разводами от протекающей крыши потолок, потом на свой серый палец. Достал тяжелую монету и вышел. Он пробовал консультироваться у других врачей, но те тоже разводили руками, ничего не могли сделать. Тогда Карл пошел к специалисту, который был последним в его списке знатоков точных и около точных наук – к священнику.
– Отец мой. Объясни мне грешному, что с моей рукой, чем прогневал я Господа нашего? – Карл всю долгую дорогу до церкви как стихи учил эту фразу, пытаясь произвести на священника приятное впечатление.
Святой отец выпучил малюсенькие глазки, в ступоре простоял минуту. Робко сделал шаг назад, выставив вперед пухлые белоснежные ручки.
– Сын мой, – очень тихо сказал святой отец.