Не прошло и двух часов, как Ретьяков, предупредив Конюхова, отправился на поиски старика. О том, чтобы продать прялку или обменять ее на товар, разрешение у Григория он спросил еще в деревне. Но не только затем ему нужно было на архангельский базар. Уж много лет в город выбраться собирался, да возможности никак не было. От отца осталось несколько николаевских золотых червонцев – вот их-то и хотел он обменять на что-то существенное. В деревне в последние годы на деньги-то ничего нужного было не купить, а тут не нынешние деньги, а золотые червонцы одна тысяча восемьсот девяносто пятого года выпуска. От того, что они на наземе спрятаны, толку никакого в хозяйстве не было. Ни пахать они не помощники, ни сеять. О деньгах Трифон, конечно же, никому не говорил. Понимал, что, если узнает кто, то неприятностей не избежать. Потому как объяснить, откуда они у него, вряд ли смог. А оказались они у Ретьяковых необычным, если не сказать, не законным путем. Порфирий Федорович, отец его, перед смертью все, что, когда-то досталось в четырнадцатом году от грабителей, сыну отдал. А прясницу Трифону нужна была лишь, чтобы скрыть основной свой замысел.
Рынок Трифон нашел сразу. Не понадобилось для этого ни у кого ничего спрашивать. Ни с чем несравнимые ароматы, что шли из-за домов, закрывающих набережную, без каких либо сомнений указывали на то, где находится городской рынок. Дующий со стороны реки ветерок, разносил за несколько кварталов запахи соленой рыбы вперемешку с душком перекисших солений, дегтя и конского пота.
Дощатые ларьки и прилавки вместе с огромными, в несколько рядов деревянными бочками и корзинами расположились вдоль набережной на добрых полверсты. И всюду люди. Кто продать, кто купить, а кто и время провести и со знакомыми поболтать заглянул. Атмосфера здесь тоже особая, отличная от других городских мест. Только тут царит анархия свободного рынка, где сам процесс больше сравним с игрой, чем с обычной куплей-продажей. И зачастую победителем в ней выходит тот, кто больше преуспеет в этом искусстве.
Подойдя к рынку, Ретьяков, глядя на торговую суету, поначалу растерялся. Но уже минуту спустя, прижав покрепче к себе завернутую в тряпицу прялку, направился к крайней лавке. Сидящий на крыльце с рябым лицом мужичок живо подскочил, увидев в нем покупателя на свой товар.