Всё сдавило, в голове помутилось. Наталья заплакала навзрыд. Потом трубку взял Пашок.
«Батя?» – спросил он осторожно.
«Я, я, сынок».
«Батя, живой. Ты где?» – он тоже заревел, как мальчонка.
«Там, где и все. Видел недавно..?»
«Зачем вас шлют туда?»
«Не я начальник. Не мне решать».
«Что он говорит, Пашок?» – всё ещё плача, спросила Наталья. – «Что он там говорит?»
«Батя, как так?»
«Почём я знаю, сынок. Мелкому человеку не говорят всей правды: её и большой-то не всегда знает. Как вы живы там?»
«Матка больна, как тебя увезли, не ест и не пьёт. Хорошо, что ты позвонил. Раньше не давали?»
«Никому не давали. Это было желание, Пашок, «последнее» здесь желание».
«Спасибо, батя», – шепнул он и передал трубку Наталье.
«Антон…» – хриплым, срывающимся голосом проговорила она.
«Здравствуй, родная. Как ты?»
«Устала без тебя. Умру я, пока ты там».
«Не говори так. Я же живой и планирую жить до ста лет. Вот и ты живи. Внуков наших расти. И не придумывай, Наталья».
Она не ответила мне: плакала и плакала.
«Я люблю вас, очень сильно люблю, мои родные. Пашука люблю, его жену-дуру люблю, внучку-красавицу люблю, тебя люблю, слышишь? Я попрошу передать вам мои записи, что я вёл тут. Их немного, но они обязательно должны дойти до вас. Я люблю вас…»
«Антон…» – пролепетала она сквозь слёзы.
«Мне пора», – сказал я, когда в ординаторскую зашёл Валентин Евстратович. – «Целуй всех. Киснуть не смей».
Телефон жалобно звякнул. В горле сдавило. Видимо, выглядел я паршиво, раз врач поинтересовался, хорошо ли я себя чувствую. Никак. Никак я себя не чувствую.
Вернувшись в комнату, выпил всю воду, что каждый день обновляют в графине. Никогда не понимал, когда говорили, что внутри образовалась пустота. А теперь понимаю.
На завтрак – суп с курицей. С собой – несколько бутербродов и чай в пакетиках.
Попросил Валентина Евстратовича передать мою тетрадь родным, но он отказался, потому что это не разрешено. Он сказал, что там она мне может понадобиться.
Оказалось, что больше ни в чью комнату врач вчера не заходил и не произносил монологи. Видимо, наша напористость произвела впечатление.
В 12 часов на нашем этаже появился мужчина в форме и приказал собирать вещи. Я был готов с утра. Сумки, рюкзаки, баулы составлены у входа на этаж. Нас попросили построиться. Старики стояли парочками, как пионеры.