– Не уходите, – прошептал Волконский. – Я понимаю, что требовать нельзя…
– А ты не требуешь. Ты молишь, а это дело другое, – отвечал Николай столь же спокойно, наклоняясь к нему. Взгляд святого смягчился, выражая уже не суровость, а безмерное сочувствие.
– Ты в мой день родился… Но не в мой день тебе помирать, – задумчиво продолжил святой, глядя как будто бы сквозь распростертое перед ним тело Сержа. – И не в эту ночь тоже… А враги же очень того хотят. Прямо-таки мечтают. Но ничего у них не выйдет ни сейчас, ни дальше…
– Враги? – прошептал Серж, не удивившись этому нисколько. Отчего-то он понимал, что сюжеты бреда порождены не только его болезненным состоянием.
– Те железные стрекозы… Они не придут больше, – отвечал Николай. – Только ледяной воды не пей.
– Почему?
– Еще больше простываешь. Здесь нужна морская вода, соленая, тогда спасешься… – на миг Серж почувствовал, как его бережно окунают в воду, как он качается на волнах. А ведь он никогда еще не видел моря – только разве что на картинах. И мог бы не увидеть его и вовсе. Но пока ничего не решено – и Серж это чувствовал.
– Ты, князь, мученик великий, – спокойно роняя слова, проговорил его страж. – Всякое тебя ждет, что уж скрывать… Только забрать тебя не дам – к чему чернь радовать-то? И жить ты хочешь. Всегда будешь хотеть. А мой долг – творить чудеса и желания исполнять…
От голоса Николая становилось тепло и мирно – как от голоса нянюшки, напевающей монотонную колыбельную в далеком-далеком детстве, только в десять крат лучше. Волны качали его тело, вымывали из него хворь, и Серж понимал – впервые за многие часы удастся заснуть без жутких видений, а потом проснуться здоровым. По-настоящему.
…Очнулся он уже днем от того, что в горло вливают что-то соленое и крепкое. Что это? Рассол огуречный, не иначе…
– Да вот, пан полковник, вы все просили что-то, как вода морская, попить, я и приказала Евке из погреба достать банку, – послышался голос старушки.
– А он… ушел? – спросил Серж, подмечая, что непривычное питье, вместо того, чтобы сушить горло и вызывать еще большую жажду, постепенно подкрепляет его силы, и внутренний огонь потихоньку погасает.
– Кто он? Господь с вами… – произнесла пани Суликовская. – Никого здесь не было, когда я вошла.
Князь облегченно вздохнул и попросил еще рассолу. С каждым глотком он понимал – жар покидает его, просачиваясь влагой сквозь поры кожи. Через час он уже истекал потом – и становилось легче, намного легче. Он засыпал, просыпался, переодевался в любезно предоставленное хозяйкой белье – и так повторялось три раза, пока он не почувствовал себя более-менее здоровым. Утром второго дня после случившегося Серж уже думал попробовать встать, как пани Сулистровская вошла в комнату, но не одна, а с одетым в шинель человеком средних лет.