– Бабушка, а что нужно сделать, чтобы пришел дух?
– Эта изба тем и хороша, что ничего не надо делать. Здесь и так живет домовой, вылезает каждую ночь. И ко всему прочему, он не слишком разборчив в людях, появиться может практически перед каждым, – проскрипела Прокофья, не отрываясь от спиц.
– Эм-м-м… Я думал, что это что-то вроде испытания. Мол, чтобы увидеть духов, нужно как-то удостоиться их внимания, заинтересовать их…
– Это верно. Если говорить о духах вообще. Но мой сосед – немного другого плана существо. Ему плевать на законы духовного мира. Так что ты его увидишь в любом случае, я думаю. Главное другое – как вы друг на друга отреагируете.
Я встал и прошелся по горнице, переваривая её слова. В избушке у каждого предмета, наверняка, была своя вековая история. Если бы я учился на истфаке и мечтал стать археологом, я бы писался от радости, что могу прикоснуться к таким древним артефактам. В сундуках у бабули и меч-кладенец нашелся бы, и вторая нога Ивана Сусанина. И мест, где мог спрятаться домовой, там тоже было предостаточно.
– А что дальше? Ну увижу я его, раз вы говорите, что это так просто. С этого начнется мой путь шамана? – спросил я.
– Увидев одного духа, ты поймешь сам принцип. Разберешься, как смотреть, чтобы их заметить, – разъяснила Прокофья, продолжая что-то вязать. – Вся жизнь шамана – это общение с духами. Мы не выдумываем заклинаний, чтобы творить всякие чудеса. Всё, что нам удается, – есть результат нашего общения с потусторонними силами. Так что тут главное начать. А дальше само пойдет.
Всё было подозрительно просто. Но это даже лучше. Не надо чертить вокруг себя обережный круг и читать всю ночь молитвы, пока вокруг беснуется нежить. Один домовой – это не страшно. Так я думал. Конечно, я не ожидал, что он окажется похож на мультяшного Кузю, но надеялся, что и на Вия тоже не будет смахивать.
Вдруг мне вспомнился самый яркий образ домового, который засел в голову ещё в детстве. Обычный рисунок в газете к статье о всякой чертовщине. Там был изображен коренастый дедушка с метлой и в валенках. Художник, очевидно, хотел изобразить его милым, но перестарался с глазами. «Гномик» получился очень жутким, и ещё долго моё воображение рисовало его, когда я вставал ночью в туалет. Бр-р-р! Я подумал, что если что-то подобное увижу в избе Прокофьи, то тут же с криками выбегу наружу и буду верещать, как перепуганная девица.