Неделяев прижал к груди руки, сморщил лицо, обращаясь к троим:
– Товарищи, я со злостью на него не совладал! не осознавал тогда, а теперь сознаю ошибку…
Чекисты помолчали, следя за ним. Следователь произнёс:
– Учитываем твою молодость, незрелость характера. А что ты ему голову отрубил – это был у тебя припадок.
Маркел надулся:
– Я не припадочный.
– Отрубил, понёс за дерево – для чего? зачем?
– Ну, нашло на меня!
– То-то и оно! – кивнул следователь и опять переглянулся с двумя своими.
Неделяева освободили. На собрании партийной ячейки секретарь, сжимая кулак и постукивая им по столу, говорил Маркелу:
– Ты по молодости сделал глупо и должен понять свою глупость. Вот узнали бы в деревне, что ты сделал, и стали бы разносить: коммунисты мёртвым отрезают головы…
Неделяев, потупившись, твердил, что признаёт ошибку, при этом думая о секретаре и других собравшихся, которые тому поддакивали: «Вы – коммунисты сегодняшнего дня, и все ваши заботы и мысли – в этом дне. А я – человек завтрашних сил коммунизма, и то, что я такому врагу голову отсёк, будет тогда правильно пониматься как боль за идею всемирного могущества!»
Из партии его не исключили, но ошибочный поступок поставили ему на вид. И по окончании курсов, хотя он был одним из лучших на занятиях, ему не присвоили командирское звание. Секретарь партийной ячейки позвал его к себе, и Неделяев узнал, что должен завтра в три часа зайти в губчека. Глядя в бумажку, секретарь назвал номер кабинета и фамилию человека, к которому надо явиться.
Человек, сидя за столом, читал бумаги; он был вроде бы нестар, но с морщинистым лбом и седыми висками. Бегло кивнув вошедшему Маркелу на стул, снова занялся чтением, затем убрал бумаги в стол.
– Вы нам известны, – произнёс удовлетворённо, как если бы ему было очень нужно узнать что-то о Неделяеве и он это узнал.
В кабинете повисло молчание. Маркел двинулся на стуле, потёр ладонями колени.
– Я вашим товарищам на всё ответил полностью, – сказав это, он душою перенёсся в те минуты, когда объяснял следователю своё понимание особо вредных идей, а самого обуревала заветная великая идея. Сейчас то же чувство подзадорило его: – Сколько ещё вокруг врагов! Примите меня к вам служить, поручите уничтожать их! – он глядел на чекиста широко раскрытыми глазами, стремясь выразить самую истовую преданность.