Антон.
Он протяжно моргнул, будто надеясь, что вся серость и предрассветный мрак – лишь отголоски какого-то очередного невспоминаемого странного сна, который позабудется через минуту, день, неделю или год.
Позабудется когда-нибудь, как же. Разве нет? Нет.
Сны не забываются.
Он усилием воли поднял тяжелые веки. На него взирали все те же мириады пустых глазниц ближайших высоток, что обступили его несчастную, назначенную под снос девятиэтажку-панельку, квартиру в которой назвать домом язык не поворачивается. Видать, тоже затек, пока Антон спал. Раскинувшийся за стеклом увядающий пейзаж – будто картинка. Коснуться рукой, сорвать, скомкать, выкинуть и нарисовать бы свой…
Бабка из соседнего дома выперлась на балкон и вытряхивала какую-то тряпку. Не то кухонное полотенце, не то протертые до дыр треники своего мужа – работяги-алкоголика. Она проделывала эту операцию каждое, каждое проклятое мутное утро, когда Антон так же тупо пялился в окружающее бессмыслие по привычке, будь на улице лютый январский мороз или адский июльский смог, дышащий жаром, искажающий горизонт и нагоняющий дымный туман с торфяников.
Ей-то плевать, бабке. Ей надо избавиться от грязи (кинь, блядь, это сраное полотенце в стирку. Или в мусорку, и купи новое, чистое), а затем вернуться на кухню, и, причитая, жалуясь самой себе на свою судьбу, готовить яичницу на завтрак, чтобы еще один очередной день начался так же, как плеяда всех предыдущих: проснуться, поворчать, вытряхнуть полотенце, поворчать, поджарить яйца, поворчать, разбудить мужа, попилить его, поворчать, накормить и спровадить вон из дома, поворчать, собраться, натянуть на необъятные телеса нейлоновые колготки и влезть в безвкусное безразмерное платье, поворчать, повспоминать о бурной былой молодости, когда уединялась теплыми летними ночами с трактористом на сеновале, и отправиться, тяжко передвигая опухшие ляжки, на работу. Плевать какую, лишь бы на пару десятков куриных яиц после смены хватало.
А затем вернуться, и снова – готовить, убирать, пилить, материться, ворчать, вытрясать заляпанное жиром полотенце, лупить им мужа, ложиться спать порознь в разных комнатах, лишь бы не нюхать гаражный перегар, и сожалеть, наверное, о том парне с колхоза… Ложиться спать, чтобы завтра повторился сегодняшний день. Или вчерашний? Как заведенная, как хомяк в колесе – пока не сдохнешь: «только бы на том свете не было посуды. И пылесосить не надо было б».