– Подождите, Ваше сиятельство, а закончить чьей страной? – нетерпеливо выкрикнул старик, зачем-то поглаживая свой желточный лоб.
– Ах да, забыл… Царством Русским.
Старик принял задание, и заодно пугливо кивнул, и, скрипя костями, ловко спустился вниз. Он был рад, что не был отруган, но и в то же время глубоко засомневался, что вёл разговор с именно тем графом, которого знал всю свою жизнь.
– И ещё, Корбл, – добавил граф с высоты.
– Да-да, милейший? – остановился старец, поджав хвост.
– Ты должен приехать к весне – не сметь позже! Ты меня понял?
– Да, конечно, я понял вас, ваше сиятельство!..
Следующим прохладным вечером, собрав непомерно огромную повозку и загрузив в неё массивный сундук со всем необходимым: тканями, женской одежды для будущих невест, едой и водой на пару дней, сигаретами для кучера, парой склянок алкоголя и несколькими чеканных монет – старичок Корбл, облачённый в тёплый синий потрёпанный временем наряд, вручил своему бородатому извозчику колесцовый пистолет, а к себе в краснопёрую колымагу взял литый из серебра мушкетон и длинноствольное охотничье ружье. Дрожащая от любого порыва ветра повозка была полностью собрана. Старик уселся поудобнее на заднее кресло и, похлопав ладонью три раза по декоративно ухоженной двери, дал кучеру понять, что пора отправляться в путь, и первым делом – во Францию. И две чёрные, невероятно красивые кобылки развивающимся шагом направились вниз по склону горы. Врата приоткрылись, и Гогенцоллерн стал потихоньку отдаляться от вмиг постаревшего на ещё с десяток лет Корбла. Старик мгновенно устал, будто бы вся его старческая подвижность осталась за Хёхингеном. И так же он с хворью в глазах стал осматривать замок. Издали тот выглядел иначе: весь его фасад блестел, отстроенная вновь стена становилась крепче, а по балконам замка ходил малозначимый патруль, и буквально каждый час он засыпал на месте, незаметно облокотившись на ребристые края стен или углов. Однако само здание – дворец, если его так можно назвать, по всей видимости, тосковал, ведь в этот вечер он расставался с самый преданным слугой, герольдом, другом, послом и учителем. Он расставался с Корблом, а так же гневно и нарочито придирчиво встречал холодный месяц…
Спустя час немой езды кучер, поправив дырявую чёрную шапку, невольно спросил старичка в маленькое окошко, ведущее в салон кабины: