– Но ведь это прекрасно. Значит, ты человек, ты чувствуешь! Больше всего я боялась, что ты так навсегда и останешься частью их системы, что зараза социализации проникла в твое сознание так глубоко, что мне никогда не узнать тебя настоящей.
– Что же теперь будет?
– Ничего. Выдержка даст о себе знать. Завтра утром ты проснешься, и все будет по-прежнему. Мы сдадим экзамены, пройдет месяц, а там… кто знает. Ты никогда не сможешь уйти от своей судьбы.
– Обними меня, пожалуйста. Только сейчас я поняла, насколько одинока стану, если вдруг не сберегу тебя. – Девушка почувствовала, как по щеке пробежало что-то мокрое и холодное.
И тут же крепкие руки сестры обхватили ее плечи, прижали со всей силы. Они сидели вдвоем в маленькой комнате, за окном барабанил по асфальту дождь, идущий из системы подачи химикатов купола. И каждая думала о своем. Мариа – о внезапной нежности к сестре, появившейся из ниоткуда. И о том, как мало она ее знает, любит, но совсем не знает. Видит маску бунтарки, так же, как и все вокруг. Матиа же просто радовалась, что смогла разбить скорлупу, окружающую сердце сестры. Пусть через боль, но дав ей то единственное, чем человек всегда будет отличаться от машин, – способность сопереживать. Быть может, однажды ее немного надменная и занудная сестра сможет понять, почему Мати всегда сопротивлялась, всегда говорила, что думает, и противостояла системе в каждом взгляде. Но сейчас им обеим требовалось лишь одно – теплые объятия, дающие понять, что они не одни в этом мире.
Чем больше смотришь в холодную гладь зеркала, тем больше недостатков в себе видишь. Вот неправильно вздернутый тонкий нос, вот две родинки на нем. В одной книге Матиа читала, что чем больше у человека родинок, тем больше своих прошлых жизней он помнит. Она не помнила ни одной, как ни старалась. Быть может, это оттого, что ни разу не проводила ритуал вуду из-за отсутствия свечей?
Дальше по ежедневному списку шли глаза – молочно-серые, глубокие. Такие блеклые, невыразительные, совсем как у всех. И вот это раздражает больше всего: глаза как у всех, волосы как у всех; одежда, дом – все одинаковое для сотен тысяч человек. И если с чем-то одним еще можно было смириться, то полный комплект никак не хотел влезать в голову.
В дверь постучали. Не спеша, она повернула голову, плечи, наконец встала и открыла ее. За порогом стояла сестра, похожая как две капли, по ощущениям как будто не отрывала взгляда от зеркала.