– Маши нет.
– Знаю. Я пришла к тебе. Маша сказала, что тебе плохо, и я подумала… Прости. Наверное, я не вовремя. Лучше я уйду.
– Не вовремя, – согласился я.
Даша продолжала стоять.
– Что-то еще? – спросил я.
– Вообще-то, да, мне нужно кое-что сказать. – На лестничной площадке Даша чувствовала себя неуютно, а в квартиру я не пускал. – Не хочу юлить и играть в глупые игры. Тебе плохо. Мне тоже плохо. Мне тоскливо и одиноко так, что хоть вешайся. Когда Маша сказала, что ты дома, что с Надей у вас не сложилось и теперь ты очень переживаешь, я решила зайти. Прости меня за все, что я тогда наговорила…
Очередное дежавю. Только одежда другая.
– Это ты прости, – перебил я, – но сейчас ты действительно пришла не вовремя.
– Ты не один?
– Нет. То есть да. В общем, нет, я не один, да.
Лицо у Даши вытянулось, как у тех особ королевских кровей, которым из-за постоянных внутрисемейных браков генетика подкузьмила.
– А Маша говорила, что у тебя никого нет.
Ворт тибыбыть, она думает, что я с девушкой.
– У меня никого нет.
Дашин взгляд взлетел с пола на меня, в глазах снова засияло:
– Ничего-ничего, я все понимаю. Хочешь, я приду завтра?
Похоже, она решила, что от тоски я привел кого-то на один раз, поэтому, зная, что на кровати за хлипкой дверью меня могут слышать, не боюсь сказать вслух «У меня никого нет».
– Лучше созвонимся. Может быть. Впрочем, вряд ли.
Я закрыл дверь перед ее носом.
В открытом проеме комнаты на краю кровати сидел серьезный Гарун и глядел на меня. Ему нужен ответ. Если ли у меня ответ?
Ответ как бы подразумевался, быть с Хадей – главная мечта жизни… Но снова вмешалась совесть. Что-то глубинное убеждало не торопиться. Не все так просто, как кажется. Чувства – это много, но чувства – не все, что есть в мире.
То, что произошло дальше, сделало бы меня заикой, если бы не вереница диких снов. Дверь родительской спальни распахнулась, и оттуда, прикрываясь снизу свободной рукой, выскочила Машка. Что-то надеть на себя сестренка не удосужилась: чего, дескать, брат не видел после всего, что случилось в последнее время? Этот ход, как я теперь понимаю, был продуман, он сообщал приехавшему старшему брату: «Я взрослая и занимаюсь тем же, чем и ты иногда, мы все друг о друге знаем, а также знаем, что оба знаем об этом. Зачем же быть ханжами?» Застывшая в коридоре Машка светились в ярких лучах как на выставке. Растрепанные волосы, по которым прошлась только пятерня, полыхали золотом, грудь вздымалась, а пряный запах, принесшийся с сестренкой из родительской спальни, рассказал о подробностях времяпровождения. За оставшейся незакрытой дверью на разложенном диване раскинулся Захар. Увидев меня, он прикрылся простыней.