На блюде сидела лягушка. Вернее, корпус лягушки, срезанный до половины, стоял на тарелке, подобно колоколу. Лягушка была огромная. Ее окружали освежеванные нижние лапы и крупные кубики мяса, вырезанные из ее спины и живота. Как и рыба на деревянной подставке, лягушка была еще жива – чтобы замедлить процесс умирания, тело было обложено льдом. Как будто самого факта вивисекции было недостаточно.
Лягушачья морда приобрела новое, осмысленное выражение досады. Так смотрит человек на только что сломанную ногу, разглядывая торчащие из открытого перелома кости. Шок еще не допускает до мозга импульсы боли, но в разуме уже селится неприятное осознание необратимого. В глазах лягушки можно было видеть, как происходило это принятие свершившейся утраты собственной целостности. Все ее хладнокровное существо составляло страдание. Ни страха перед людьми, ни желания спастись, ничего, кроме тоскливого ожидания скорейшего конца, не было в этом еще живом существе.
Генри посмотрел на мать, она широко улыбалась, но глаза блестели воспаленным блеском. Отец громко общался с партнерами на английском.
«Жаль, мы не жили в Америке и я не учился в их школе, – с отвращением подумал Генри. – Если бы к такому готовили заранее, было бы легче». Ему вспомнился спилберговский «Инопланетянин» с его беспомощным «звонить домой».
Генри против воли опять посмотрел на лягушку. Она дышала редко и прерывисто. Уголки лягушачьего рта резко опустились. С этим опущенным ртом она была похожа на грустного мима, такая же немая, такая же невозможная.
Тушку несколько раз передернуло, как в ознобе. Рот приоткрылся. Горло страшно сокращалось, почти уходя внутрь черепа. Свет лягушачьих зрачков на секунду сделался ярче, и теперь затухал. Палочки одной из женщин небрежно коснулись блюда. Поднимая кубик мяса, она задела колокол лягушачьего тела, чуть сдвинула живой труп. Лягушка медленно моргнула и зашевелилась, в последнем усилии забирая передними лапками кверху. Она – вернее, то, что от нее осталось – повалилось на бок. Со стороны среза стало видно темную внутренность с мясной окантовкой и овальными сферами отдельных органов.
Генри закрыл глаза. Он услышал над ухом шепот Марка. Звуки голоса были громкие и шипучие, как аспирин:
«Старый пруд.
Прыгнула лягушка в воду.
Слышен всплеск воды».